Александр Журбин. Про современное и вневременное

Маэстро Журбин любит писать музыку больше всего на свете. Фото из архива Александра Журбина

Александр ЖУРБИН, родоначальник российского мюзикла и едва ли не самый плодовитый современный российский композитор (три балета, пять симфоний, 11 опер, 30 мюзиклов, музыка к 60 кинофильмам; романсы и сонаты, кантаты и оратории, эстрадные хиты) творчески подошел к своему 70-летнему юбилею. Как именно – узнала обозреватель «НГ» Вера ЦВЕТКОВА.

– Александр, начнем с достойного информационного повода – сегодняшней премьеры оперы «Мелкий бес» в Театре имени Покровского? 

– Сегодняшней, и завтрашней, и послезавтрашней – премьера будет три дня подряд!

– «Мелкий бес» Сологуба – шедевр прозы начала ХХ века, но уж больно это сложная вещь и по содержанию, и по языку. На драматическую сцену ее трудно перенести, а уж на оперную… Как вы решились взяться за оперу по «Мелкому бесу»?

– Знаете, я в 20 лет определил себе дискурс – что хочу написать за свою жизнь, и «Мелкий бес» уже тогда стоял в списке. Роман произвел на меня очень сильное впечатление, как написал сам автор: «Этот роман – зеркало, сделанное искусно».  Мечтал написать по нему оперу, но долго не знал, как подступиться к этому произведению именно из-за его сложности, пока не наткнулся на пьесу Валерия Семеновского под названием «Тварь». Либретто мы написали уже вместе, включили стихи Сологуба, Державина, ранний романс Пушкина «Я пережил свои желанья»… Работа над этой оперой заняла у меня около пяти лет.

– «Недотыкомка серая 

всё вокруг меня вьётся да вертится, 

то не лихо ль со мною очертится 

во единый погибельный круг…» – 

а есть у вас на сцене этот персонаж, Недотыкомка?

– В музыке – есть, режиссер Георгий Исаакян придумал всякие свои штучки, не буду раскрывать какие. Есть там этот мелкий бес, а главное, там есть много больших бесов. Отличие данного романа от прочих  в том, что в нем нет ни одного положительного персонажа: отвратительны все. Там нет любви, нет никаких светлых чувств, главный герой – абсолютный мерзавец и негодяй Ардальон Передонов (Ставрогин отдыхает!). Помните сцену, когда персонажи плюются друг в друга, и потом такой переход: «А давайте плюнем на Толстого, на Пушкина?» – «Давайте!»

Героиня Кристины Орбакайте поет «Тучи в голубом». Кадр из сериала «Московская сага». 2004

– По сегодняшним меркам не очень-то патриотическая вещь…

– Виктор Ерофеев и Александр Васильев, не сговариваясь, написали для буклета: «Трудно представить более актуальную вещь на сегодня». Потому что вся мерзость, описанная в романе Сологуба, сегодня вышла на поверхность… Речь, разумеется, о человеческих качествах.

– Слушайте, но сам язык, лексика: «старбень», «чудород», «омегу набуровила», «петрушку валяешь» – как это петь?

– Да так и петь, ничего страшного. Впрочем, конкретно этих слов нет, мы ведь использовали текст не целиком, иначе опера длилась бы часов шесть. А гимназиста Сашу у нас споет контратенор.

– Надеюсь, спектакль сделан не в современной интерпретации, когда автор используется как начальный материал для воплощения собственных амбиций постановщика?

– Я тоже считаю, что нельзя переиначивать автора, но переодеть актеров в современные костюмы и поместить в современные интерьеры – допустимо, тут главное – талант постановщика. В нашем спектакле все происходит вообще вне конкретного времени. Что у нас точно будет, так это гротеск, сатира и фантасмагория.

– Похоже, сегодняшней премьерой открывается фестиваль, посвященный вашему грядущему юбилею?

– Юбилей случится в августе, но, поскольку в августе никого нет – все в отъезде, фестиваль откроется 22 октября симфоническим концертом в Светлановском зале  Дома музыки. Будут исполнены  сочинения для оркестра, как старые, так и новые, состоится премьера моей Пятой симфонии. В этот же день премьеру мюзикла «Недоросль»  сыграют в Театре Геннадия Чихачева. Будет также юбилейный песенный концерт под названием «Легкая музыка для серьезных людей», но, знаете, сейчас не так все просто с исполнителями, с певцами. Раньше ты звонил ему напрямую: «Слушай, старик, приходи!» – и он приходил, а сейчас он отвечает: «Я вас очень люблю, Александр, но поговорите с моим директором». Сейчас все певцы – в руках продюсеров, те уже непосредственно связаны с телеканалами и радио. Звонишь продюсеру, и начинается выкручивание рук: за такую-то сумму мы готовы, за такую – нет… Продлится фестиваль аж до декабря, провести его стоит дорого, и я ищу эти деньги (чем занимались все мои коллеги, начиная с Моцарта и заканчивая Стравинским). По идее, состоятельные люди должны бы поддерживать искусство, но дело это личное, ни заставлять, ни обвинять никого нельзя. Вот американские олигархи понимают, что лучший способ зафиксировать себя во вселенной – это дать свое имя какому-нибудь зданию. Все знают Карнеги-холл, хотя мало кто знает, что Эндрю Карнеги занимался сталелитейной промышленностью… Почему в России нет Потанин-холла? Оркестра имени Усманова? Жаль, что нет у нас такой традиции. 

– Часто вижу вас на телеэкране в жюри музыкальных конкурсов. А фестиваль ваш как-то отразится на ТВ?

– Надеюсь. Не могу назвать конкретную передачу – по формату подходит «Субботний вечер с Андреем Малаховым» на Первом, но кто ж его знает… Сейчас сложная ситуация в стране, она сильно затронула СМИ в плане рекламы. 

Как говорят знающие люди, рекламный рынок сократился наполовину, а значит, нечем платить, не на что снимать… Что касается участия в жюри, даже шутка такая есть: мол, у нас появилась новая профессия – член жюри в телепередаче. Я стараюсь отказываться, но раз откажешься, другой, а на третий уже не позовут – и все о тебе забудут. Очень быстро забывают того, кто исчезает из телепространства.

…Так что впереди три месяца «журбинизации», а потом возьму sabbatical. Знаете, что такое sabbatical? Преподавателям американских университетов после шести лет работы на седьмой предоставляют оплаченный годовой отпуск.

Валерия Ланская и Герард Васильев в мюзикле Александра Журбина «Цезарь и Клеопатра». Фото с сайта www.mosoperetta.ru

– Здорово. Вы уже четверть века живете на две страны – Россию и Америку. Не тяжко это?

– С каждым годом все труднее перелетать через океан, и, понятно, в какой-то момент придется выбрать одну страну. Моя основная публика – здесь, здесь меня знают и любят, а там я никто. Американцы к своим-то равнодушны, а к чужим – трижды равнодушны. Там надо родиться, вырасти, чтобы были одноклассники, чтобы были налажены социальные связи… Вот мой сын, который там вырос, окончил Джульярд и делает успешную музыкальную карьеру, – он уже совсем американец. Наш шоу-бизнес ему не нравится, например его дико раздражает пение на сцене под минус-фонограмму, говорит: «Это нарушает мои принципы художника», – и в Америке все так считают, там невозможно выступление под минус. А я ( и все наши артисты) все время так выступаю, поскольку нет возможности возить с собой оркестр. Вот петь под плюс, чем многие грешат, – это и вправду безобразие.

– Посмотрела список ваших произведений – он громадный и многожанровый. Рок, джаз, опера, симфонические концерты, оратории, мюзиклы… Как только успеваете?

– Я на самом деле написал больше, чем кто-либо, в разных жанрах и горжусь этим. Я люблю писать музыку больше всего на свете. А много успеваю потому, что, как сказал великий Леонард Бернстайн (какое-то время  у нас был общий агент Робби Ланц, который это и процитировал),  «Надо уметь сосредотачиваться».  У меня написано 11 опер, «Мелкий бес» – предпоследняя, последняя – «Анна К». Я много лет мечтал об «Анне Карениной» и удивлялся, что этой оперы еще не существует, – супероперный ведь сюжет! А написал в итоге про другую Анну – дочь Карениной и Вронского, действие начинается через 18 лет после случившейся трагедии. Пока «Анну К.» никто не поставил, она полтора года без толку пролежала в Большом – мотивируют тем, что, мол, готовится к постановке балет «Анна Каренина». Однако там успешно сосуществуют два «Онегина» в разных жанрах – и ничего.

– Опера – высокое искусство, мюзикл же, на мой взгляд, продолжение или ответвление оперетты (поэтому когда вижу название мюзикла «Скотный двор» или «Доктор Живаго», страшно удивляюсь). А можно ли сказать, что мюзикл – это «сниженная» опера, как бы опера для бедных?

– Не соглашусь ни в коем случае, мюзикл – как раз для богатых, недаром этот жанр появился в Америке, и конкурируют в нем Лондон и Нью-Йорк. Опера – безусловно, высокое искусство, и она может быть как драматической, трагической, так и комической (вспомните «Дочь полка» Доницетти или «Севильского цирюльника» Россини). В опере, если примерно знаешь сюжет, этого достаточно – слушай и наслаждайся (хотя субтитры тоже помогают. Я, кстати, собираюсь написать книгу об опере). В мюзикле совсем другое значение у слова – там все должно быть предельно понятно плюс драматическая игра должна быть на высоте. Но если в мюзикле история может быть и волнующей, и серьезной, и какой угодно, то в оперетте – только и обязательно веселой, вот и вся разница между мюзиклом и опереттой.

– Скажите, быстро написался хит «Тучи в голубом» из фильма по роману Аксенова «Московская сага»?

– Очень быстро: сочинял я эту песню ровно столько, сколько она звучит. Правда, авторские стихи Василия Аксенова, которые есть в романе, оказались написаны гекзаметром – музыку на них положить было невозможно, и я попросил своего соавтора Петра Синявского написать схожий текст, но в песенном размере.

Аксенову сперва музыка вроде бы не понравилась: «Я имел в виду другое, нечто вроде вальса-бостона», – сказал он. Но когда фильм прошел и песня стала хитом, он изменил свое мнение. В каком-то интервью на вопрос, нравятся ли ему «Тучи в голубом», даже ответил: «Как эта песня может мне не нравиться, если я сам напел ее мелодию Журбину?» Пусть будет так, мне не жалко. Главное, что песня действительно стала хитом.