Анатомия мюзикла

Московская публика хорошо приняла отечественный мюзикл «Растратчики». Фото Александра Утюпина и Натальи Даниловцевой

В Россию приходит эпоха мюзикла, хотя играть в этом жанре в художественных училищах страны практически не учат. О том, как развивается музыкальный театр у нас и за рубежом, корреспондент «НГ» Владислав МАЛЬЦЕВ поговорил с выпускником нью-йоркского Института театра и кино Ли Страсберга и молодым педагогом Института им. Щукина актером Артемом ЛЫСКОВЫМ. 

– Как оценишь изнутри тенденции в своем жанре?

– За последние пять лет мюзикл в России очень сильно изменился в лучшую сторону – и количественно, и качественно. В 2008 году, когда я оканчивал вуз, на московской театральной сцене было не так много мюзиклов. Театральная компания Stage Entertainment поставила в Москве «Красавицу и чудовище», мюзикл, идущий на Бродвее с 1994 года, где он стал невероятно популярен. Также в это время в московских театрах шло еще несколько музыкальных спектаклей. А что мы видим сейчас? Только за последние годы стартовали такие качественные проекты наших, российских авторов и композиторов, как «Растратчики», «Времена не выбирают», «Все о Золушке», «Граф Орлов», «Монте-Кристо», «Алые паруса», «Однажды в Одессе», «Жизнь прекрасна»… И это не считая лицензионных постановок, привозимых с Запада. Не случайно в 2012 году в Москве были открыты сразу два новых театра мюзикла – «Россия» (бывший кинотеатр «Пушкинский») и Московский театр мюзикла (на базе ДК им. Горбунова). Это значит, что у нашей публики есть спрос на мюзиклы, причем на самые разные.

Можно даже сказать, что в России началась эпоха мюзиклов, давно уже пришедшая в Штаты. И, вполне возможно, что скоро мы сможем догнать Бродвей, где ежедневно идет до 20–30 разных мюзиклов. Для сравнения: в Москве их сейчас около 10. 

Но у нас есть одна большая проблема, которая мешает еще более активному развитию жанра: в России до сих пор практически не учат артистов мюзикла, и последние годы мы только начали двигаться в этом направлении! Для театрального образования в нашей стране мюзикл по-прежнему новый, неизвестный жанр. Факультеты музыкального театра уже давно есть, например, в том же ГИТИСе. Но там готовят прежде всего академистов, которые чаще всего идут в оперу. 

В сериале «Марьина роща» Лысков сыграл следователя Экиса. Кадр из сериала «Марьина роща»

И артистов, работающих в жанре мюзикла, у нас очень и очень мало: мы все друг друга знаем, переходим из одного проекта в другой. И только в прошлом году в моем родном институте имени Бориса Щукина появился факультет, где учат именно артистов мюзикла. Меня, собственно, пригласили преподавать там потому, что как раз перед этим я приехал после обучения в Штатах.

– Как ты попал туда на обучение и где именно учился?

– В 2008 году я окончил «Щуку» по специальности «артист драматического театра, кино и эстрады». Еще в студенческие годы я познакомился с мюзиклом и понял, что хочу работать именно в этом жанре, а этому тогда у нас нигде не учили. А дальше случилась потрясающая авантюра, видно, судьба взяла за руку и повела. Моя подруга-однокурсница решила учиться на продюсера в США, собиралась в Нью-Йорк смотреть соответствующие вузы и предложила мне поехать вместе, за компанию. 

Мы побывали в нескольких институтах, в том числе в Lee Strasberg Theatre and Film Institute, основанном в 1969 году актером и режиссером Ли Страсбергом. И там я увидел, что у них есть факультет музыкального театра. Нам разрешили поприсутствовать на открытом уроке. Увидев, как проходит процесс обучения, я понял, что это именно то, что мне нужно. И спустя некоторое время я стал студентом этого вуза, выиграв грант на обучение. Учиться предстояло два года, и уезжать из России было очень непросто: только закончились съемки в «Ранетках» и налаживалась карьера в кино, но я сказал себе – если я сейчас не воспользуюсь этим шансом, то буду потом всю жизнь об этом сожалеть. И я рад, что решился уехать, эта учеба дала мне очень многое. Говорить о ней можно часами, скажу лишь, я на личном опыте убедился, что американская система обучения отличается от нашей. И я уже не говорю о том, что там много предметов, которых у нас вообще нет!

– Например?

– Профессия актера – это тоже бизнес, и в Америке этому уделяется особое внимание. Там учат рекламе, маркетингу, взаимодействию с пиар-службами, как правильно давать интервью и как общаться со зрителями. В России, к сожалению, этому совершенно не уделяют внимания. Наша система образования учит, как играть, но совсем не учит, как устраиваться на работу! А ведь это первое же, с чем сталкиваются студенты, едва выйдя из стен alma mater. Огромное количество талантливых артистов попросту не могут пройти кастинг, потому что теряются, пугаются от неопытности.

Один из предметов, которому нас учили, назывался просто «кастинг». На нем объясняют, как искать работу, знакомиться, правильно преподносить себя как артиста. Нас учили не бояться камеры, правильно вести себя с режиссером. С каждым лично работали на предмет того, как ему лучше одеться. Это все очень и очень важно! Мы оттачивали на уроке то, как нужно проходить кастинг, потом отсматривали это на экране, обсуждали и делали выводы. 

Есть курс Soaps, где учат сниматься в мыльных операх (по-нашему – в ситкомах). Особенность в том, что тебя одновременно с разных ракурсов снимает шесть камер, и надо уметь работать так, чтобы хорошо попасть в каждую из них. Обучение проходит в павильонах со светом, аналогичных тем, где и снимают настоящие сериалы.

Потом Acting in film, реальное актерское мастерство в кино. Тебя учат держать свет, думать про микрофон, не налезать на реплики и т.д. Это реальные навыки киносъемки, которым у нас, опять же, совсем не обучают.

Артем Лысков верит в отечественную индустрию мюзиклов. Фото со страницы Артема Лыскова в Instagram

Какие еще предметы? Audition musical theater, прослушивание в музыкальный театр, когда ты должен показать свои вокальные способности всего за 16 тактов. Собственно Musical theater, где разбираются сцены с выходом на песню, и Performance, когда тебя учат работать с режиссером. Очень крутой предмет – Improof, импровизация, чтобы ты мог моментально включаться в игру. Несколько месяцев играем упражнения, а потом педагог тебе говорит – придумай место действия, а потом к тебе вливаются люди, и ты начинаешь на ходу импровизировать вместе с ними.

– А преподавание собственно актерского мастерства чем отличается?

– У Ли Страсберга все построено на emotional memory – эмоциональной памяти. Недавно на Первом канале шел фильм про Мэрилин Монро, вот там много говорится об этом методе. Уроки по эмоциональной памяти делятся на две части: первая – тренинг, вторая – сцены. На тренинге ты учишься будоражить свою память, вызывать сильные эмоции. Самое простое упражнение у Страсберга – coffee cup, когда ты сидишь на стуле (а они всегда дают очень неудобные) и должен вспомнить полностью утренние ощущения тепла чашки, запаха кофе, расслабиться… Более сложные упражнения – когда ты вспоминаешь какие-то детские потрясения, уходишь в мыслях в тот день, когда с тобой что-то произошло, вспоминая детали. Во время этих тренингов обычно все плачут, валяются на полу в полуистерике… Вот так они и учат играть, если в кино тебе нужно заплакать, то говорят – вспомни какой-нибудь грустный момент из своей жизни. У нас все-таки более интересно учат работать по действию спектакля, и не зря русская актерская школа даже в США считается одной из лучших. Например, когда в «Растратчиках» мой герой Ванечка вешается, я плачу потому, что думаю о том, что сейчас повешусь, а не по американской методике – вспоминая, например, как у меня когда-то кошечка умерла. Но метод подмены, emotional memory, очень хорошо работает в кино, где нет разгона, как в спектакле, а надо сразу сработать на результат.

В целом базовое обучение артиста в Штатах короче нашего – два года вместо четырех, потому что там учат только играть себя, но не учат играть других людей. У нас курс, на протяжении которого мы учимся играть себя, занимает примерно полтора года, а уже потом идет работа с образом другого человека. Но в США рынок переполнен, так что все молодые актеры сначала играют только самих себя и подбираются исходя из своих внешних данных. И только потом, когда ты докажешь, что что-то можешь, тебе дадут сыграть какого-то не похожего на тебя персонажа.

– А чем отличается сама индустрия постановки мюзиклов?

– В Америке центральная фигура – продюсер, роль которого иная, нежели в России. Он в Штатах организует весь процесс, а не дает деньги, как обычно все думают. Как ставят новые мюзиклы? Есть такое понятие workshop, через которое молодые артисты часто и начинают карьеру на подмостках Бродвея. Происходит это так: собираются продюсер, сценарист, режиссер и композитор, набирают труппу актеров, которые пока работают бесплатно. Все вместе они создают мюзикл, делают показ нескольких номеров для прессы и инвесторов. Если все прошло успешно и инвесторы готовы дать деньги, то начинается детальная проработка спектакля. Когда мюзикл уже готов, то показывать его начинают, конечно же, не в Нью-Йорке. Снимают, например, театр в Бостоне, «гоняют» там и наблюдают, нравится ли он зрителям. Анализируют, что-то по необходимости меняют. За полгода из спектакля делают настоящую конфетку. И вот с ней уже отправляются на Бродвей. Нам в России очень не хватает такой детальной подготовки и анализа. Но мы двигаемся вперед и, пусть даже методом проб и ошибок, развиваемся.