Герой в своем времени

Кончаловский представил Эдипа (Федерико Ванни) и Антигону (Юлия Высоцкая) в виде бездомной кочующей семьи. Фото Colorfoto Artigiana – Vicenza

Легендарный театр «Олимпико» – одна из самых престижных театральных площадок Италии – представляет 67-й сезон классических спектаклей. Художественное руководство в этом году отдали Эмме Данте, и она сформировала программу под названием «Путешествие за грань». 

Получивший в сентябре на фестивале в Венеции «Серебряного льва» за лучшую режиссуру Андрей Кончаловский привез в провинцию Венето спектакль «Эдип в Колоне» Софокла. 

В прошлом сезоне на театральных площадках Генуи и Прато (Тоскана) шел другой спектакль Кончаловского – «Укрощение строптивой», где действие было перенесено в период 30-х годов – с чудесными костюмами и красивыми песнями той поры. 

Исторический контекст «Эдипа в Колоне» мог бы показаться довольно размытым – в первую очередь благодаря знаменитым декорациям театра «Олимпико» (созданный архитектором Андреа Палладио, это – единственный театр в Италии, где установленные раз и навсегда декорации не снимаются, не перемещаются и к которым нельзя ничего добавить, поскольку, кроме узкой полоски просцениума, ни в одной точке сцены нельзя ничего ни ставить, ни прикреплять, ни подвешивать). Но появление самого Эдипа решает все вопросы: Эдип – это бомж: узнаваемый и абсолютно современный. А декорация за его плечами становится похожа на улицы Помпеи – вполне реальные, существующие и нынче, и неизменно равнодушные к происходящему между своими величественными стенами. 

На роль Эдипа Кончаловский позвал Федерико Ванни, игравшего в прошлом и позапрошлом сезоне Петруччо в «Укрощении строптивой», где Ванни был совершенно булгаковским «выжигой и плутом», но со знаменитым итальянским обаянием, сдобренным изрядной долей легкомыслия. Вообще вся комедия в целом – не самая смешная у Шекспира – у Кончаловского  блистала головокружительно быстрой сменой развеселых трюков и пируэтов. 

В трагедии Софокла, поставленной на сцене театра «Олимпико», темп спектакля схож с тем дыханием моря, которое по легенде вдохновило слепого Гомера на размер его «Илиады» и «Одиссеи». Приближается и растет волна, чтобы вспениться на гребне, опасть и откатиться… В ритме прибоя движется хор (он же – прорицатели, он же – вестники, он же – все второстепенные персонажи). Благодаря хореографу Рамуне Ходоркатайте хор работает как единый организм – он то нахлынет на сцену, то схлынет, оставляя слепого Эдипа-Ванни грозить пустоте и жаловаться ей же. 

У Ванни получился удивительный слепой. Он держит голову чуть вверх и вбок, направляя невидящий взгляд к небесам, где все слепые стремятся разглядеть что-то невидимое для других. Этот недавно ослепленный Эдип  иногда вдруг забывает и о своей слепоте, и о своей трагедии – и решительно отправляется вперед, гордо закинув свою царскую голову, но движется он при этом по очень странной траектории и через несколько шагов попадает в зависимость от своей незрячести. Это постоянное упоминание о том, что неумолимый Рок уже сломал его жизнь, поставив перед ним такие стены, преодолеть которые он более не в силах. 

Его дочь Антигону играет Юлия Высоцкая. Угловатый подросток в рваных штанах, то ли Том Сойер, то ли Гекльберри Финн, то ли чадо из «Отеля «У погибшего альпиниста» Стругацких. Ее показная бравада обиженной девчонки, растущей на улице и отчаянно защищающей собственное достоинство даже тогда, когда никто на него не покушается, трогает до слез. 

Сложный момент этой роли – акцент играющей на итальянском языке Высоцкой, но с первых же реплик трагедии он счастливо рифмуется с текстом. Постоянно упоминаемые в трагедии чужестранцы имеют право на акцент, тем более он может быть у девочки, выросшей в бесконечных скитаниях со слепым отцом, со всеми атрибутами отверженных, традиционно чужеродных благополучному европейскому бытию. И поэтому постепенно акцент становится такой же деталью жизни этой маленькой кочующей семьи, как и тележка из супермаркета, грязные тряпки, мятые пакеты и рваные на коленях штаны. Все это, взятое вместе, настолько правдиво, что сидящие в первых рядах партера невольно сжимают в руках носовые платочки, готовясь защититься от неизбежных «бомжатских» запахов. Один из лучших визуальных моментов спектакля – Эдип, разматывающий невесть откуда взявшиеся у древнегреческого царя портянки. Впрочем, можно сказать и по-другому: ловкость, с которой итальянский актер, никогда не бывавший в России, не служивший в армии, разматывает и заматывает портянки, неизбежно остается в памяти.

Один раз использовав в качестве протагониста актера «в теле» Федерико Ванни, Кончаловский, как кажется, увлекся характерной пластикой крупных, подвижных мужчин. И в этот раз в пару с Ванни поставил еще более объемного Тезея – Симоне Тоффанин. 

Джузеппе Бизоньо в роли Креонта, появляющийся со своими странноватыми собачками (собачки – это все тот же хор, конечно), – еще один момент, который просится в стоп-кадр: страшная белая маска, совершенно безумное лицо и вполне узнаваемые актеры хора, затянутые для этой сцены в кожу и намордники, напоминающие скорее о секс-шопе, чем о собаках. 

Хор – это отдельный маленький шедевр спектакля, его ключевая метафора – на сей раз народ. Некая группа без лиц в условных греческих хитонах  (костюмы Тамары Эшбы достойны отдельного упоминания) легко может представить общественное мнение как таковое – они легко ужасаются, легко негодуют, легко идут в услужение негодяям, легко сочувствуют героям. Они накатывают на сцену, как прибой, и отступают, оставляя после себя измочаленные о камни судьбы героев. 

А вокруг всего этого высится античный город, уходящий вдаль, и купол его разрисованного неба трещит под тяжестью веков. 

Главное достоинство спектакля «Эдип в Колоне», поставленного Андреем Кончаловским в театре «Олимпико», – показ древнегреческой трагедии во всей ее архаичной мощи, рассказ сценическим языком о Роке, о Фатуме, о том, как современная европейская цивилизация стремится уверить сама себя, что все в этом мире может быть просчитано и гарантировано.