Плакаты с главным вопросом биеннале «Мама, я варвар?» были на каждой улице Стамбула. Фото с официального сайта биеннале
Немного ранее 5-й Московской биеннале открылась 13-я биеннале в Стамбуле. В свое время она послужила одним из прототипов структуры подобного смотра искусства в Москве – основанного на центральном проекте приглашенного интернационального куратора, поддержанного параллельной программой по всему городу, но без павильонов, представляющих отдельные страны, как это происходит в Венеции. Традиционно значительная часть основной программы в Стамбуле выносилась на улицы, тут же сливаясь с жизнью города. В этом году главенствующие стрит-проекты должны были разместиться на площади Таксим и в парке Гези, как в местах, популярных у художников и студентов в европейской части города. Естественно, именно они стали эпицентром незатихающих молодежных волнений, последовавших после того, как в мае правительство решило ликвидировать парк Гези и на его месте водрузить еще один торговый центр. Сказать, что руководство и кураторы биеннале оказались этим обескуражены, будет неверно. Они были воодушевлены. Возможно, это чувство было несколько вынужденное, но, несомненно, искреннее, поскольку именно урбанистически-социальные надежды Стамбула, неотделимые от соответствующей политической, экономической, экологической, эстетической критики, были заявленной темой 13-й биеннале.
Биеннале проводится на средства частных спонсоров и сейчас представляет самое авторитетное событие подобного рода во всем Ближневосточном регионе. В этом году его художественным руководителем была избрана турчанка Фулия Эрдемчи, писательница и куратор, директор фонда SKOR в Амстердаме, развивающего искусство и общественные пространства. Она предложила полемическое заглавие для всего проекта – «Мама, я варвар?», цитируя Лале Мюльдюр, эксцентричную турецкую поэтессу и писательницу.
Слово «варвар» в турецком языке, как и во многих других, происходит от древнегреческого обозначения бесправной противоположности «горожанина», не владеющего греческим (то есть человеческим) языком. Вопрос Фулии подразумевал «Что сегодня означает быть хорошими горожанами в Стамбуле: поддерживать официальный status quo или участвовать в разных формах социальной и политической критики?». События в парке Гези дали второй, подразумевавшийся ответ.
В Стамбуле искусство и реальность были очень близки.
Фото с официального сайта биеннале |
Однако, чтобы вопрос можно было задать официально и в присутствии международных критиков, которые редко склонны появляться в присутствии водометов, биеннале пришлось уйти с улиц. Переформатированную часть проекта приняли три стамбульские галереи: Salt Beyolu, ARTER и 5533. Центральная часть разместилась в здании Antrepo 3, в возникающем новом арт-районе у Босфора, и в старом особняке Греческой школы. Опасения вызвала церемония открытия, которую также пришлось перенести с мостовых Таксима. Кроме безопасности, оставался этический вопрос: некорректно пить шампанское в честь идеалов и свобод, когда рядом за них гибнут люди? Правительственные силы перед открытием тоже волновались и не знали, что охранять и куда стянуть полицейские подкрепления, которые несколько потерянно ходили по Истиклялю – «стамбульскому Арбату», ведущему к площади Таксим, сформировав усиленный кордон лишь перед особняком российского консульства. Однако все разрешилось без моральных и человеческих жертв – нарушив традицию ночных акций по пятницам и субботам, протестующие договорились через социальные сети отменить в дни открытий биеннале свои акции, о чем узнал, конечно, весь город, и вечеринки продолжались до утра.
В результате предыстория и контекст биеннале и стали его самой волнующей частью. В самой программе изобилие видео- и фоторабот на темы трудной жизни в трущобах, непонимания чиновниками турецких стрит-артистов, мусора, эпически летящего по улице, городских собак как альтер-эго художников, разнообразных руин и треснувших домов, даже в строгом и элегантном исполнении на фотографиях Гордона Матта-Кларка, выглядело довольно предсказуемо. Художники искупали это многоплановостью и остроумием. Бесконечная пробка безнадежно опутала зеленые склоны горного курорта сетью игрушечных на расстоянии машин на фотографиях баска Майдера Лопеса. В видео румынского дуэта Анки Бенера и Арнольда Эстефана авторы аккуратно вырезали половину квадратного метра снега с поверхности замерзшего Черного моря в качестве эквивалента прибавления площади на душу населения в случае, если бы Румыния выиграла у Украины в борьбе за островок с говорящим названием Змеиный.
Развивая тему первоэлементов, американка Клер Пентекост предложила ввести новую валюту в виде крупных брусков почвы, смешанной с компостом, как рукотворного конкурента абстрактных денежных единиц. Бразильский дуэт Cadu показал макеты и фотографии построенной ими горной эко-хижины как противоположности агрессивному урбанизму нового Стамбула. Эти инсталляции визуально и логически перекликалась с работой мексиканца Хорхе Мендеса Блейка, открывавшей (а точнее, преграждавшей) экспозицию в Antrepo 3 длинной кирпичной стеной. Присмотревшись, можно было заметить, что стена почти эфемерна, поскольку кирпичи ничем не скреплены и сквозят щелями, и символична не только по воле куратора, так как часть ее незаметно выгибается вверх, приподнятая в основании томиком Кафки (конечно, «Замка»). Тему книг, особенно старинных, изъеденных червями, как символов хрупкости культуры, развила португалка Карла Филипе. А тему агрокультуры и продолжающейся эксплуатации колоний подхватывала Мика Роттенберг, американка, родившаяся в Бразилии. Она представила фантастическое видео с «домом-комодом», в котором комнаты и предметы перемещаются во все стороны, как ящики, а обитательницы-фрики оказывают неожиданные услуги труженицам полей и лесных угодий.
Программа биеннале выглядит подчеркнуто протестующей против мировой тенденции показывать на подобных выставках дорогое, эффектное, развлекающее зрителя искусство. Никакой восточной неги и интеллектуальных сластей. Строгость во всем.