Больше, чем смешной сюжет

До того как появиться в Москве, на сцене молодого театра С.А.Д., пьеса популярного американского драматурга Чарльза МОРИ уже выдержала больше ста представлений в Америке, до Бродвея не дошла, но ставил ее, как шутит сам автор, не только он один. Во время его визита в Москву с Мори встретилась и поговорила специально для «НГ» Елена РУБИНОВА. 

– Чарльз, прежде всего, как получилось, что вы приехали в Москву на премьеру своей пьесы «Балаган»? И как ваша пьеса появилась на русском языке, а теперь и в постановке театра С.А.Д.?

– Вообще, все это произошло для меня неожиданно. В прошлом году мой литературный агент переслал мне по электронной почте письмо от российского переводчика Ольги Варшавер. В письме говорилось, что, будучи в Нью-Йорке, она нашла мою пьесу в очень известном книжном магазине Drama Book Shop, прочитала ее и, если мы согласны, готова перевести пьесу на русский. Честно говоря, и я, и мой литературный агент были очень удивлены, и первая мысль была – неужели кто-то в России этим так заинтересовался? Но мы поразмыслили и дали согласие на перевод. А спустя еще полгода Ольга написала нам, что в Москве есть молодой профессиональный театр, который готов поставить пьесу. Мы были удивлены еще больше, но приняли это предложение. Единственное, что я попросил своего агента уточнить, сможет ли театр пригласить меня в Москву, когда выйдет спектакль. И вот год спустя я здесь, и, надо сказать, все великолепно. Для меня все здесь впервые – знакомство и с Москвой, и с современным русским театром, и в том числе со своей пьесой, идущей теперь на русской сцене. 

Должен признаться, это очень интересный для меня опыт как для автора и для режиссера: не только смотреть свою пьесу на языке, который я совсем не понимаю, но и чисто стилистически наблюдать совершенно другой театр. 

– В Америке ваша пьеса идет уже почти 10 лет в десятках профессиональных театров, не говоря о еще большем количестве студенческих и любительских сцен. А ставилась ли пьеса в других странах?

– Другие мои пьесы идут в разных странах – в Голландии или в Сингапуре, но на английском, а вот на другом языке – первый раз. Так что для меня это дважды премьера.

– Пьеса «Балаган» – об актерах и о театре вообще, и вы сами не раз называли эту пьесу своим «объяснением в любви» театру. Как родилась эта пьеса и что послужило основой для ее сюжета?

– Пьеса была написана в 2001 году, но материал для нее накапливался в течение многих лет. Я сам начинал в театре как актер. Теперь можно сказать, что это было уже давным-давно. В 1969 году, окончив университет, я работал актером в летнем театре в штате Нью-Хэмпшир – это примерно в 250 милях от Нью-Йорка, помещением театра и в самом деле служил деревянный сарай начала XX века со складными стульями для зрителей, и, разумеется, там не было никакого кондиционера. В жаркие и душные вечера воздух охлаждал только океанский бриз из раскрытых окон, но даже это не всегда спасало. Я почти семь лет своей профессиональной жизни был связан с этим театром – сначала как актер, потом как режиссер и художественный руководитель, и именно этот театр я перенес в свою пьесу «Балаган». Позднее я стал руководителем театра в Солт-Лейк-Сити и начал активно писать адаптации европейской классики XIX века для американского театра, но годы, которые я работал в сезонном театре Нью-Хэмпшира, для меня никогда не забывались – ни эмоционально, ни профессионально. Я всегда знал, что если захочу написать пьесу, то она будет больше, чем просто смешной сюжет. Я всегда хотел написать о людях театра, о тех, кто предан театру и стремится делать на сцене все возможное вопреки обстоятельствам.

– Насколько в русском варианте пьеса сохранила юмор, энергетику и все то, за что ваша пьеса так популярна в Америке? Можно ли это оценить, даже не зная языка, по реакции зала и эмоциональному восприятию?

– Несомненно. Две большие комические сцены переданы блестяще, как и очень важная концовка пьесы. Именно в ней заключен смысл, и он эмоционально передан и очевиден даже мне, не владеющему русским. Я ставил свою пьесу в разных театрах, а еще больше видел ее в постановках других режиссеров и могу сказать, что вариант театра С.А.Д. более стилизован, чем  американские постановки, – здесь много музыкальных и танцевальных элементов, видео. Такое сочетание очень непривычно для американского театра, где в драматическом театре обычно не смешивают атрибуты разных жанров. Но для пьесы это работает, и это замечательно. Пьеса всегда изменяется в зависимости от актерского ансамбля и режиссера, но если она находит отклик у зрителей, это показатель хорошей драматургии. Я видел постановки «Балагана» разных режиссеров – какие-то были невероятно смешными, какие-то могли бы быть смешнее и лучше, в каких-то режиссеры использовали такие ходы и приемы, которые я даже не мог представить! Я сказал уже режиссеру этого спектакля Ирине Пахомовой, что непременно позаимствую несколько ее находок. 

Театр С.А.Д. добавил в постановку много музыкальных и танцевальных элементов.   Фото автора

– Мы часто слышим от гастролирующих театров, что российская публика довольно эмоциональна и реагирует на происходящее на сцене. Какова реакция зала на постановку? 

– В общем и целом публика реагирует похоже. Особенно бурно реагируют на большие фарсовые сцены, и хотя я, конечно, не могу сказать на какую именно реплику или строчку откликается публика, мне понятно, что в пьесе все на месте. Есть, конечно, американские реалии, которые мастерски учли переводчики пьесы и несколько переставили акценты. К примеру, в заключительной части пьесы речь шла о том, что актерам жалко, что они не смогут встречаться чаще, что это братство «на сезон», на несколько месяцев, и жизнь их непременно разведет… И это чисто американская особенность – актеры живут в одном городе, работают в другом, играют в региональных театрах и еще ездят много по всей стране, выступая в антрепризах. Здесь это устроено иначе, и пока еще в России сохраняется репертуарный театр. Наш американский финал был бы российскому зрителю не очень понятен, и поэтому его изменили. И переводчики, и актеры сделали это блестяще.

– У многих персонажей пьесы очень романтическое отношение к театру. Когда я прочитала, а потом посмотрела спектакль, меня это очень удивило, не ожидаешь подобного от современной американской пьесы. Есть ли у такого отношения к театру будущее, и особенно в прагматической Америке? 

– Сложно сказать. Надо признаться, что вопрос о будущем все время возникает по поводу американского театра вообще, а не только по поводу Бродвея. О театре в Америке все время говорят, что он умирает, но почему-то он все время воскресает. А воскресает он потому, что вопреки всему и сегодня в Америке происходит то же, что мы видим и здесь, в театре С.А.Д.,  который люди создали, чтобы единомышленники могли играть спектакли, которые они сами выбрали. И в Америке есть люди, в которых живет артистический дух, и им нравится рассказывать истории. И они все равно будут это делать, невзирая на препятствия, которые стоят на этом пути. Уверяю вас, в современной Америке преград для человека, который решил заниматься театром и стать актером, не счесть. Как, наверное, и в России. Но я смотрю на это с оптимизмом, потому что сегодня масса возможностей для общения и новых технологий, но  театр остается важной частью культурной жизни. Стремление к театральной сцене никогда не иссякает, потому что, как и во все времена, эта потребность в корне нашего человеческого сознания.

– А какие проблемы стоят сегодня перед американским театром? Кто театру сегодня нужнее – хороший актер или хороший менеджер?

– Я 35 лет был художественным руководителем большого регионального театра в Солт-Лейк-Сити и могу сказать, что финансовые условия успешного существования театра становятся все жестче. В Америке огромная проблема – это цена на билеты в театр, особенно они высоки на бродвейские постановки, и не только. Обычный работающий американец не может купить билет и театр все больше становится доступен тем, кого мы причисляем к экономической элите. И я считаю, что для театра это катастрофа. Может, следующее поколение найдет выход из этого тупика и снова сделает театр открытым для всех желающих. А потребность людей рассказывать истории и присутствовать в тот момент, когда они оживают на сцене, не исчезнет.

– Когда заходит речь об американском театре, большинство в России сразу думают о Бродвее, о мюзикле или о балете. И довольно редко российский зритель видит и даже слышит о современном американском драматическом театре. Можно ли говорить об авторском или артхаусном театре по аналогии с термином, который мы часто применяем, говоря о кино?

– Всплеск авангарда в США пришелся на 1960–1970-е годы, но и сегодня в какой-то степени можно говорить о присутствии экспериментального театра. Как и везде, в Америке есть коллективы, приверженные поиску новых форм и новых способов высказывания, такой театр, как Wooster Group или Living Theatre, верны себе. Но кроме авангардного театра по всей стране есть еще огромное количество театров некоммерческих – от самых маленьких до довольно больших. Я имею в виду их бюджеты. Эти театры создают совсем не бродвейскую продукцию и не следуют модели коммерческого театра. И самая большая проблема для таких театров – это финансовые тиски и невозможность актерам заработать на жизнь работой только в театре. Тем не менее, и я говорю это на основе собственного более чем тридцатилетнего опыта работы в таких театрах, мы ставили и классику, и новые пьесы наряду с некоторыми коммерчески успешными спектаклями, которые служили такими якорями, которые держат всю эту модель и делают кассу. Это позволяет в других постановках дать волю эксперименту и таким образом достичь баланса, что важно и для зрителя, и для собственного творческого развития.