В тени четырех солнц

Эта и предыдущие его картины участвовали в конкурсах престижных международных киносмотров – в Роттердаме, Сан-Себастьяне, Сандэнсе. «Четыре солнца», показанные в Москве, драма из провинциальной жизни. У героя нет работы и перспектив, вокруг бедность. Таковы исходные данные многих историй в нашем кино последних лет, не правда ли? Но и в Европе полно таких уголков, где жизнь словно замерла. Где взрослые пропивают пособия по безработице, а подростки мечтают свалить в столицу или вообще в другую благополучную страну. Яра – взрослый мужчина, отец семейства, но остатки авторитета улетучились после того, как его вышибли с завода за курение травки в сортире. Жена смотрит на сторону, а сын-подросток плюет на запрет водиться с панками-наркоманами. Родственную душу Яра чувствует лишь в тихом сумасшедшем Кареле – искателе энергетических потоков. Два этих лузера отправляются на поиски загадочного Учителя. Одержимый Карел верит, что какая-то сила призвала его в путь, а Яра просто рад вырваться из дома и сменить обстановку, покутить с придорожными девицами. Он лентяй и неудачник, но вместе с тем чуткий и совестливый человек. В пик семейного кризиса именно Яра находит силы забыть обиды и подставить плечо жене. «Неблагополучный подросток» Вена попадает со своими приятелями-панками в автокатастрофу, но остается жив, выходит из комы и первое, что видит на этом свете, – склоненные над ним лица отца и матери. Ему еще рано покидать землю. Умри он, родители не оправятся от горя. А теперь все проблемы отступят перед радостью от того, что он выжил.  Парадоксальным образом депрессивная история Богдана Сламы выруливает под конец на свет надежды. Среда агрессивна и способна разъесть, как реагент, семью, но человеческие чувства родства, привязанности сильнее неблагополучных социальных факторов. Любовь побеждает смерть – таков финал картины, и назвать его банальным язык не поворачивается. 

Интересно, что отношения отца и сына, образ семьи в контексте эпохи – важные составляющие еще одного фильма программы – «В тени» Давида Ондржичека. Это политический детектив, действие которого разворачивается в 1953-м. Если верить мнению культурологов, что кино – показатель национальных комплексов и рефлексий, своеобразное «коллективное бессознательное», то картина Ондржичека свидетельствует: постсоветский дискурс еще не выдохся. И чехи по-прежнему предстают в чешских картинах заложниками того передела Восточной Европы, что был предпринят супердержавами после Второй мировой. Честный офицер пражского угрозыска Хакл оказывается вовлечен в одно сложнопостановочное дело. Быстро становится понятно, что «уголовка» – всего лишь повод для возбуждения политического судебного процесса. Пять  членов еврейской общины обвиняются в том, чего не совершали, и обвинение должен на весь мир озвучить немец. Он – якобы коллега Хакла, прибывший из Германии раскрыть сионистский заговор. На самом деле он пленный эсэсовец, отмотавший срок в советских лагерях. Если он выступит с ложным обвинением, его обменяют на кого-то, кто нужен советскому режиму, и он отправится домой, к жене и дочке. Зловещий кукловод в этом напряженном спектакле – полковник КГБ Морозов. Этот персонаж – словно олицетворение  чуждого, силой навязанного режима. Неприятный человек, вкрадчивый и жестокий одновременно. Хакл улавливает истинную нить происходящего и продолжает расследование, несмотря на формальное отстранение от  дела. За свою принципиальность он платит в итоге жизнью. А до того калечат жену, красавицу Йитку. 

«В тени» – добротная постановка, воссоздающая Прагу 1950-х, трогательно тщательная в деталях фактуры. Мужчины носят широкие плащи, шляпы и перчатки, дамы – платья и береты набекрень. Все стараются быть нарядными, хотя послевоенная жизнь непроста. В воздухе витает тревога, носятся слухи о подступающей денежной реформе, инициированной опять же из Москвы. Нельзя не отметить прекрасный дуэт двух больших актеров – звезды чешского кино Ивана Трояна (Хакл) и востребованного немецкого артиста Себастьяна Коха (мнимый следователь). Оба они чрезвычайно харизматичны, и правда характеров их персонажей не вызывает сомнений. Чех призывает «коллегу» пожертвовать собой и разоблачить заговор советских и чехословацких спецслужб, дать невиновным шанс остаться на свободе. Но немец настрадался в сибирских лагерях, не может не использовать свой шанс вернуться к любимой жене и дочке, которую знает лишь по фотографиям. Между мужчинами происходит важный диалог. Немец призывает Хакла выйти из опасной игры, прекратить самостийное расследование и тем спасти себе жизнь. «Жить дальше и бояться?» – задается вопросом честный чешский следователь. «Живите хотя бы ради сына», – увещевает немец. «Зачем сыну такой отец, который боится?» В финальном эпизоде мы увидим худенького мальчишку, сына Хакла, который вступается в уличной драке за слабого сверстника. Хватает палку и идет с ней на трех крепышей. И титр: «Посвящается жертвам политических процессов 50-х и всем мужественным людям». Фильм кончается, но можно предположить, что из таких вот мальчишек выросли к 1968-му горячие юноши, преграждавшие дорогу советским танкам на улицах Праги. 

«Четыре солнца» Богдана Сламы и «В тени» Давида Ондржичека – несущие конструкции нынешней программы фестиваля, потому мы и остановились на них. Вспоминается фильм Вацлава Гавела «Уход», с которым он дебютировал в 2011 году, когда ему было уже за 70. Драматург, диссидент и бывший президент Чехии снял кино о политике на пенсии, то есть о себе. О своем опыте перехода из центра всеобщего внимания в зону забвения. Фильм принимал участие в основном конкурсе Московского международного кинофестиваля и широко здесь обсуждался. Ведь Гавел – знаковая фигура времен очередного тектонического сдвига в Европе, уже постперестроечного. Герой «Ухода» опять же рассматривался режиссером не просто как персонаж, но как гражданин в определенном месте в определенное время. Человек и социум, человек и вызовы эпохи – вот вокруг чего кружит чешское кино. Не хватает какого-то стечения обстоятельств, чтобы возникла очередная «чешская волна», как обозначилась, например, несколько лет назад плеяда ярких румынских режиссеров. При завидной приверженности чешских кинематографистов своей истории, при способности критически оценивать нынешнее положение страны нет пока достаточного количества ярких лент, равных друг другу по оригинальности формы, по смелости интонаций. Однако есть ощущение, что рано или поздно волна сложится и прокатится по экранам мировых фестивалей. И придется тогда  расширить московскую панораму CZECH IN.