В варварском стиле

Она меня приглашала и звала «племюня» – так назвал меня Синявский, чуть-чуть издевательски.
– Вы уже тогда увлекались ювелирным делом, делали браслеты и перстни, как вы называете, в варварском стиле?
– Да, такие массивные вещи с пупырчатой чеканкой, крупной зернью, крупными полудрагоценными камнями. Сейчас это кажется элементарным, а тогда так не делали, а потом даже стали мне подражать. Мария, особенно когда посадили Андрея Донатовича, с успехом пристраивала их, продавала, а мне выдавала денег сколько хотела.
– Считалось, что она делает дизайн и продает изделия, а вы выполняете вручную ее проекты.
– Конечно, все было мое. Розанова прекрасно разбиралась в вещах и людях и отличала, что настоящее. Вот вышла замуж за Синявского, который отличался от всех. Иногда ее заносило, но ей все всё прощали. Многие, наверное, не знают, что Синявский с рождения был Донатом Донатовичем, но когда ему пришло время идти в школу, он устроил скандал и сказал, что с таким именем в школу не пойдет, и ему поменяли имя на Андрея. Он был не злой человек, но нелюдим, эгоист, одинокий волк. Мне кажется, что он не очень любил людей, хотя был всегда безукоризненно вежлив и говорил только хорошее. Был он замечательным ученым-литературоведом и критиком, мог прекрасно говорить с людьми, особенно со знаменитыми, легко, с налету, запоминал стихи, писал, но, мне кажется, любил только себя. Если говорить о человеческих качествах, Розанова лучше характером, добрее к людям относилась.
– Когда Синявский сидел в тюрьме, Розанова писала ему – по ее подсчету 855 писем, 173 открытки и 71 телеграмма. Вы, чтобы поднять ему настроение, иллюстрировали эти письма – делаете художественные заставки, на которых был в основном Пушкин.
– Знаете, как нам представляли Пушкина? Вот была у нас преподавательница Крестьянинова, при ней кто-то сказал: «Пушкин грыз яблоко», она в обмороке – как это грыз, что же так унижают Пушкина. А у нас было веселое, шутейное, естественно, при всей безграничной любви к нему, отношение к Пушкину – веселый поэт. Помните у Хармса – у Пушкина было много детей, и все уроды, за столом сидеть не могли, то один упадет, то другой упадет, хоть святых выноси, да и сам Пушкин плохо сидел за столом…
– Ваши заставки озорные: Пушкин на коньках – «шалун уж отморозил пальчик», Пушкин как сломанный игрушечный клоун с оторванной ногой, Пушкин с Синявским на фоне решетки Летнего сада и лагерной колючей проволоки…
– Это же не биография Пушкина, а его образ – это совсем другое.
– Донатыч, как вы его звали, читает письма, смотрит на ваши рисунки и в тюрьме начинает писать свои знаменитые «Прогулки с Пушкиным». Выходит, вы опосредованно подтолкнули Синявского к написанию этой книги.
– Думаю, что может быть.
– Эту книгу Синявский писал до 1969 года, а опубликована она была уже в Париже. Вы видели это издание?
– Нет, не видел. Искусствовед Валерий Носырев пришел ко мне и сказал, что в Париже изданы «Прогулки с Пушкиным» с твоими рисунками. Я сказал, вот и слава богу.
– В интервью 1983 года Синявский говорит: «Если я пишу, к примеру, «на тоненьких эротических ножках Пушкин вбежал в большую литературу» – им кажется, что я хочу унизить Пушкина». А вы рисовали Пушкина на тоненьких ножках?
– Синявский, как всегда, замечательно говорит. К Пушкину мы относились с озорством, а что касается эротических, то не знаю, Пушкиных было так много – и на тоненьких ножках, и на не очень. А я ведь однажды, в году 1967-м, ездил с Марией Васильевной в лагерь к Синявскому, помогал ей отвозить передачу, она и коньячок возила. Начальником лагеря там был такой Плугин, он мне даже на полчаса разрешил увидеться с ним – пропустили меня через КП, через тройные двери.
– И как вы нашли Синявского?
– Нормальным, не замученным, но и не радостным. Мне он говорил и потом писал об этом, что лагерь помог ему лично и в творчестве увидеть жизнь пошире. Он же был домашним ребенком.
– У вас есть картина – парафраз Иерониму Босху «Корабль дураков». На ней изображены Синявский, Розанова, вы, ваша жена Алевтина.
– Еще там Игорь Голоншток, искусствовед, потом ученый-секретарь Пушкинского музея изобразительных искусств, Андрей Миншутин, соавтор Синявского, Николай Кишилов, реставратор древней живописи, и Оська, любимый спаниель Синявских. Как только у меня появился дом, в деревне Аксиньино на окраине Ховрина, его сразу отдали нам, там он и жил у нас года три. А потом Донатыч написал Марии уже из лагеря, что от него надо избавиться…
– В письмах Синявский вспоминает, что Оська кусал их маленького сына Егора.
– Да, Мария постоянно ездила ко мне, ночевала, уезжала по делам и оставляла Егорку на меня, я с ним до трех лет нянчился. А что касается Оськи, как только Донатыч написал, что от него надо избавиться, он пропал. Мы неделю искали его. Может, животные сами чувствуют, что стали нежеланными, или уходят умирать из дома, чтобы никого не опечалить.
– Правда, что Анна Андреевна Ахматова умерла в вашем кольце?
– Правда. А с Марией, когда узнал все ее манипуляции с моими вещами, я поссорился, сказал, что не хочу ее больше видеть. Но у меня не осталось никакой горечи по отношению к Синявским. Что говорить, я в их доме познакомился со многими замечательными людьми, набирался уму-разуму. Как-то услышал голос Андрея Донатовича по радио – такой родной. И Марию вспоминаю, пожалуй, даже с нежностью, как вспоминают свою юность. Я знаю, что она даже выходит из дома. Я желаю ей здоровья, благополучия и еще многих лет жизни.