«Моя работа – мученическая, творимая красками молитва»

Лицо превращается в знак духовной первоосновы человеческой личности.  Алексей Явленский. Лицо Спасителя: Христос. 1919.  Частная коллекция

Причин тому много. Большую часть жизни художник провел за границей, побывав в последний раз в России незадолго до начала Первой мировой войны, чтобы навестить мать. Основная часть его произведений находится в зарубежных собраниях. Но главное, пожалуй, – тот глубоко духовный, христианский пафос его произведений, который плохо вписывался в пресловутую официальную «соцреалистическую» доктрину. В то же время на Западе творчество Явленского уже давно завоевало самое широкое признание. Там его единодушно считают одним из крупнейших мастеров ХХ века.

Алексей Георгиевич Явленский родился 13 (25) марта 1864 года близ Торжка (в Тверской губернии). Крещен в честь преподобного Алексия, человека Божия. Его отец был командиром гусарского полка. Семья Явленских принадлежала к древнему дворянскому роду, один из предков художника – граф Федор Васильевич Ростопчин, который был генерал-губернатором Москвы во время наполеоновского нашествия.

Родители стремились подготовить Алешу к военной карьере. 13 лет одаренный мальчик был принят сразу в четвертый класс Московского кадетского корпуса. Но в 16 лет с Явленским произошло событие, полностью повернувшее его судьбу. В 1880 году его привели на художественную выставку в Москве. «Для меня все это было очень утомительно, – вспоминал впоследствии художник. – Когда же я попал в секцию искусства, там были только картины, и я увидел картины впервые в жизни – моя душа была так глубоко потрясена, что я обратился из Савла в Павла». С этого времени обычные уроки рисования приобрели для него совершено другой смысл. Каждое воскресенье он проводил в Третьяковской галерее. Однако когда Явленскому исполнилось 18 лет, на него обрушился тяжелейший удар – смерть отца. И вместо того чтобы серьезно учиться живописи, он должен был продолжать военную карьеру, чтобы кормить семью. Лишь в 1889 году, когда Явленский был переведен в Петербург, он смог посещать Петербургскую академию художеств, где среди его учителей были Илья Репин и Архип Куинджи. В 1889 году Явленский вместе с группой видных русских художников (Марианна Веревкина, Игорь Грабарь, Дмитрий Кардовский) отправился в Мюнхен, где поступил в известную на всю Европу художественную школу, возглавлявшуюся словенским живописцем Антоном Ажбе. С этого времени Явленский непосредственно сопричастен западноевропейской художественной культуре.

Русский мастер много почерпнул от работ Сезанна, Гогена и Ван Гога. Символисты Серюзье, Феркаде и Ходлер, основоположник фовизма Матисс, «отец абстрактной живописи» Кандинский, экспрессионисты Нольде и Шмидт-Ротлуфф, конструктивист Фейнингер – вот далеко не полный перечень имен тех художников, с которыми Явленский поддерживал тесные личные и творческие связи. Он испытал влияние разных направлений, но ни одно из них не сделал своим собственным. Творческим идеалом Явленского, теми духовными источниками, из которых он черпал вдохновение, были византийская и особенно древнерусская иконопись.

Наследие восточнохристианского искусства соединялось с модернистскими веяниями не эклектично, не как проходной формальный эксперимент, а совершенно естественно, ибо Явленский был человеком, отрытым современной художественной мысли и одновременно глубоко верующим православным христианином. И в этом уникальность его места в контексте искусства ХХ века.

Явленский работал в разных жанрах: писал пейзажи, натюрморты, этюды обнаженной натуры… Но главной темой его творчества, мотивом, который он постоянно разрабатывал и варьировал, было человеческое лицо. Со временем оно в картинах Явленского претерпевает существенную трансформацию: от ранних натуралистических и импрессионистических портретов ко все большему обобщению, до почти абстрактной метафоры.

В картинах начала 1910-х годов – яркие, полыхающие, доходящие до предела чувственной интенсивности краски, мощные, как бы прорезывающие плоскость полотна контуры, пронзительные цветовые контрасты.

С 1918 года стиль становится более строгим, уравновешенным. Лицо с опущенными веками (выражение крайнего самоуглубления) «геометризируется» и превращается в символ – знак духовной первоосновы человеческой личности. Явленский стремится выразить, как он сам говорил, «божественное в своей душе». Он часто называет картины этих лет «лицами святых» и даже «лицами Спасителя». Бросая ретроспективный взгляд на свое творчество этого периода в письме бенедиктинскому художнику-монаху Яну (Виллиброрду) Феркаде, написанном Явленским за три года до смерти (умер в 1941 году) и ставшем своего рода духовным завещанием, он отмечал: «Я писал такие лица много лет, так как мне было необходимо найти форму для лица, ибо я понял, что настоящее искусство должно писаться только с религиозным чувством. И это я мог выразить только в человеческом лице. Я понял, что художник должен сказать посредством форм и красок то, что в нем есть божественное. Поэтому произведение искусства – это видимый Бог, а искусство – это богоискательство. Я сидел в своей мастерской и писал, и природа как суфлер мне уже была не нужна. Мне было достаточно, когда я углублялся в себя самого, молился и приготовлял свою душу в религиозное состояние. Я писал много, много лиц. Их величина только 32 х 42. Они очень совершенны по своей технике и излучают большую духовность».

В конце 1920-х годов Явленский заболел тяжелым недугом – подагрой, которая в начале 1930-х также поразила руки. Надо было искать новую технику дл своей живописи. Несмотря на тяжелейшие физические страдания, он не откладывает кисть, но, держа ее двумя руками, пишет «медитации» – картины очень малого формата. В короткие моменты облегчения он работает над цветочными натюрмортами большего размера. Но главным делом с 1934 года стали «медитации», которые многие специалисты считают вершиной творчества художника.

«Медитации» Явленского – это глубоко личные размышления о Боге, о человеке и его душе. Цветовое решение опять обретает контрастность, но теперь это уже не выражение «половодья чувств», а символическое воплощение духовного борения. И хотя изображение приобретает почти абстрактный характер, все же необычайная интенсивность красок, экспрессивная лаконичность образа заставляет вспомнить древнерусское искусство.

«Я сижу и работаю, – писал в то время Явленский. – Это мои самые прекрасные часы. Я работаю для себя, только для себя и моего Бога. При этом так сильно болят локти, часто я как бы обессилен от боли. Но моя работа – это моя молитва, но мученическая, творимая красками молитва. Я страдаю. Я должен много работать, и я это делаю. Бог знает, как долго я смогу еще держать кисть. О Боже! Я работаю в экстазе и со слезами на глазах, и я работаю до тех пор, пока не наступает темнота. Тогда я исчерпан, и я сижу без движения, наполовину обессиленный и со страшными болями в руках. О Боже! О Боже! Я сижу, и тьма окутывает меня, и в мою голову заползают черные мысли. И со всех стен текут краски…»

«Медитации» Явленского – это страстная исповедь сердца: смиренное признание несовершенства своей духовной природы («В молитве», 1937), горячая жажда детской веры и тягостные сомнения («Иоанн Креститель», 1936), предчувствие близкой смерти и ожидание ее как осуществление заветного желания быть со Христом («Господи, я готов», 1936). И чем колорит картин темнее, тем ярче полыхает в них огонь Божественной любви. И пусть их живописную ткань разрывают мучительные цветовые контрасты, но черные линии бровей, глаз, носа и рта как бы слагаются в многоконечный православный крест, который в композиционном плане служит структурой, объединяющей все эти контрастные цветовые пятна, а в плане символическом – духовным оружием, предохраняющем душу от распада.

В одухотворенности живописи Явленского современники находили глубоко русскую черту. До конца жизни Явленский сердцем оставался с Россией, но вернуться в российскую действительность того времени никак не мог. Зловещий диктат мертвых догм сталинского соцреализма, не говоря уже о дворянском происхождении Явленского, могли бы уготовить ему только одно место – ГУЛАГ, и, кто знает, быть может, он был бы уничтожен не только физически, но даже имя его не дошло бы до потомства.

Но и в Германии пришедшие к власти нацисты объявили его искусство, как и искусство других художников-новаторов, «выродившимся», работы Явленского конфисковали из немецких музеев и запретили выставлять. Художник умер в немецком городе Висбадене, где постоянно жил с 1922 года. Явленского отпевали в местном православном храме и похоронили на русском кладбище.

Однако если в Германии сразу после падения Третьего рейха искусство Явленского было полностью реабилитировано, то на родине оно по-прежнему известно очень мало. Мы считаем своим долгом рассказать о нем в год, когда отмечается 160-летие со дня рождения великого русского художника.