Принуждение к чуду

Мария то ли молится своей пресвятой тезке, то ли приказывает ей, то ли жалуется, то ли гневается на нее, то ли заклинает, то ли проклинает. Кадр из фильма «Мария. Спасти Москву», 2021

Фильм Веры Сторожевой «Мария. Спасти Москву» оказался не совсем тем, чего опасались его противники, начавшие диффамацию картины задолго до выхода в прокат, но и далеко не тем, что ожидали увидеть потенциальные поклонники. В «Марии» переплетены два самостоятельных сюжета православного фольклора: о встрече блаженной Матроны Московской со Сталиным и об «ограждении града Москвы» от вермахта самолетом с Тихвинской иконой Божией Матери.

Намертво спаивает оба сюжета фигура главной героини Марии Петровой (в исполнении Марии Луговой). Она должна по благословению старицы (подразумевается, Матроны) и по приказу верховного главнокомандующего освободить икону из плена и доставить в столицу.

Оба события якобы имели место на исходе 1941 года. Хотя авторы подчеркивают, что фильм не является их буквальной визуализацией, он таков по факту. Даже тайное свидание вождя со старицей точно воспроизводит соответствующее клеймо с иконы Матронушки, из-за которого некогда был отрешен от прихода в Стрельне игумен Евстафий (Жаков). Значит, судить о картине верующие будут по высшей мере – отражению там церковного предания.

Как бы ни открещивалась от ряда эпизодов из жития Матронушки Синодальная комиссия РПЦ по канонизации, они ничуть не «достоверней», чем те, в коих члены комиссии сомневаться не изволят. Ведь по церковным понятиям «бессеменное зачатие» Иисуса или драконоборчество Георгия Победоносца – эпизоды, заслуживающие доверия. Отчего ж чудеса блаженной Матроны Никоновой вызывают у священноначалия столько сомнений? Ведь у них даже свидетели имелись. Проблема тут в той категории подвижниц, к которой принадлежит Матронушка.

В годы, когда религиозная деятельность жестко контролировалась, сирые, увечные старицы исполняли едва ли не апостольскую миссию, далеко опережая официальных представителей клира. Матронушка далеко не единственная в своем ряду. Пелагея Рязанская (Лобачева), Валентина Минская (Сулковская), Любушка Сусанинская (Лазарева), схимонахини Мария (Матукасова), Макария (Артемьева)… Чуть ли не в каждой области Советского Союза обреталась подвижница благочестия, к которой текла река страждущих. Большинство «матушек» тщетно ожидают канонизации: с ними синодальная комиссия решила церемониться по полной программе. Ибо за каждой – шлейф «недостоверных эпизодов», развеять которые не развеешь, а возведение подвижницы в ранг официальной святой только увеличит аудиторию, склонную им верить.

Почитание стариц и матушек вытеснило у церковного народа почитание новомучеников российских. Слабости последнего посвятил отчаянную проповедь настоятель храма Троицы в Хохлах протоиерей Алексий Уминский, произнеся ее через неделю после премьеры «Марии». Уминский сформулировал четко: новомученики не совершали чудес, поэтому им не молятся. Священнослужитель избежал противопоставления новомучеников «блаженным матушкам», не стал вешать на них и ярлыка «оккультизма», подобно протодиакону Андрею Кураеву, однако поляризация, назревшая в сонме новейших святых, от этого не снижается.

Сценарий пера Елены Райской призван, видимо, замирить ревнителей культов-конкурентов. Ведь младший лейтенант НКВД Петрова на поверку оказывается дочерью самых настоящих новомучеников, репрессированного священника и его жены. Духовно же воссоединяет Марию с церковью исполнившееся пророчество старицы и преемник ее отца – священник, он же агент НКВД.

К чести авторов фильма, надо признать, что хотя бы Сталина они не стали показывать криптоправославным самодержцем – образ, запечатленный в сердцах православных сталинистов, существование которых давно не фантастика. Вождь (Валерий Горин) показан законченным прагматиком, и именно прагматизм толкает его к силам, которые он раньше игнорировал. Чудесное – годный ресурс, и его потенциал следует использовать, тем более в критической ситуации – примерно так рассуждает Сталин в фильме, отправляясь на свидание с Матронушкой, извините, со старицей.

Кстати, вопрос о достоверности рандеву решен в лучших традициях Ренессанса. Тогда исходили из принципа, что любой эпизод Евангелия или житий должен иметь свидетеля, который оставил его описание. Фигуру свидетеля или намек на его позицию наблюдения всегда можно отыскать на полотнах мастеров Возрождения.

В «Марии» приход Сталина лицезреет хозяйский мальчик, более того, зарисовывает. Рисунок тот конфискуется заглянувшим на огонек… кем? Правильно: еще одним офицером НКВД. Затерявшись в недрах Секретно-политического управления, рисунок мальчишки стал впоследствии протографом для житийной иконы… Такая логика вроде бы вытанцовывается.

Конечно, не стоит переоценивать грамотность авторов по части христианской традиции. Предмет сей для них неведом и чужд. К примеру, поминовение священником погибших воинов как «невинно убиенных» вместо «на поле брани убиенных» свидетельствует о самом дремучем невежестве в области богослужения.

Помимо прочих достоинств картина несет мощный феминистический подтекст, что было вполне ожидаемо. В 2007 году Сторожева сняла культовое «Путешествие с домашними животными», где главная героиня спокойно, без шума и пыли, дезавуирует все покушения мужского антимира на ее личную свободу.

Мария Петрова хоть и энкавэдэшница, но перво-наперво женщина, а потому – жертва. Ее обесценивают за проходную фамилию, подвергают лукизму (дискриминации по внешности) за невзрачие, сексизму – просто за половую принадлежность. Тайновозлюбленный кличет Марию к себе, ровно собачонку. Подчиненный отморозок-сержант (Илья Малаков) демонстрирует все признаки харрасмента и сталкинга (преследования).

Даже претендующий на глубокое душевное проникновение священник (Артур Смольянинов) на практике погружает несчастную в пучины газлайтинга (форма психологического насилия, когда манипулятор отрицает факты) и не упускает случая, чтобы произнести речь в духе классического мейнсплейнинга (сексистская, самоуверенная манера мужчины объяснять уже известное женщине). Все окружающие героиню мужчины – в той или иной ипостаси предатели. Да и женщины через одну туда же. Надежны только старица и Богородица и, кажется, еще товарищ Сталин.

Однако коммуникация Марии Петровой с сакральными персонами искажена насилием и злобой. Удушье взаимного доносительства, тотальную ненависть, жажду немедленного возмездия отмечают многие наблюдатели, уцелевшие в предвоенный период. Лишь в 1942 году эта атмосфера начала понемногу разряжаться, чтобы закончиться относительным обновлением советского общества, которое, возможно, и явилось подлинным чудом, свершившимся со страной в годы Великой Отечественной…

В «Марии» же показано предельное нагнетание ненависти, некий апогей, после которого неизбежно последует спад. Выставив перед собой чудотворную икону, женщина-боец, еще пару часов назад без тени рефлексии готовая отправить на тот свет любого, кто помешает выполнению задания, произносит страстный монолог.

Это кульминация и, пожалуй, лучшая сцена фильма, достойная войти в анналы отечественного кинематографа. Мария то ли молится своей пресвятой тезке, то ли приказывает ей, то ли жалуется, то ли гневается на нее, то ли заклинает, то ли проклинает. С трудом переносимое, душераздирающее зрелище. В нем, как в воде, отразилась не столько давно минувшая эпоха, сколько наше время.

Время, когда в поисках утешения люди судорожно хватаются то за православие, то за советский патриотизм, то за верность имперским идеалам. …А может, их совместить? Фильм обнадеживает: да, это возможно. Но ровно таким образом, как вы видите на экране.