«Искушение» мистическим браком

«Притворная святая» из Пеши взяла себе за образец, вероятно, мистические отношения с Христом Екатерины Сиенской Франческо Ванни. Святая Екатерина пьет кровь Иисуса. Около 1594

Наиболее ранняя, за авторством канадской драматургини Розмари Роу, была поставлена в 2000 году. Вторая, пера американки, скрывшейся за псевдонимом Ванда, – в 2006-м. Третья, трагедия «Стигматы» американской ЛГБТ-активистки Кэролин Гейдж удостоена награды Союза писателей и издателей штата Мэн за 2011 год. По своему уровню они значительно уступают байопику Верховена «Бенедетта», представленному на кинофестивале в Каннах летом 2021-го. Немудрено, что большая часть информации о пьесах-предшественницах накануне долгожданного кинособытия из интернета испарилась. Видимо, дух Бенедетты, носивший имя Сплендителло (букв. «Великолепный»), сделал окончательный выбор…

Было бы «искушением» (так окрестили «Бенедетту» в несостоявшемся отечественном прокате) обсуждать картину как таковую. Министерство культуры России запретило ее демонстрацию в кинозалах. Поэтому сосредоточим внимание на том, что осталось за кадром, на историческом прототипе главной героини и той области католической мистики, где ее фигура сыграла заметную роль. Киноленты non grata рискнем касаться лишь по мере необходимости.

Так о какой грани религиозного опыта речь? О мистическом эротизме, ни много ни мало.

Мученица ЛГБТ или аристократка визионерства?

От упомянутых выше пьес, выдержанных в духе ЛГБТ-повестки, кинолента Верховена отличается прежде всего тем, что гораздо ближе к первоисточнику трактует внутренний мир Бенедетты Карлини. Да, там хватает отборной клюквы (дилдо, выструганное из статуэтки Девы Марии) и даже мрачной сатиры – события фильма разыгрываются на фоне COVID-пандемии… сорри, чумной заразы. Все это, естественно, не имеет ни малейшего отношения к реальной истории. И все же Верховен преодолел искушение создать имидж лесбиянки-мученицы, которым успела наделить Карлини часть научного сообщества. Режиссер-атеист решил честно разобраться, кого и почему видела монахиня из города Пеши и кем себя при этом ощущали свидетели ее визуализаций.

«Притворная святая» (используя термин Энн Шутте) разминулась с подходящей эпохой. Родись она чуть раньше или немного позднее, то вместо церковного дознания скорее всего сподобилась бы канонизации. Но злосчастная «невеста Христа» явилась на свет в период Контрреформации, когда прелаты Ватикана с особой въедливостью верифицировали новые чудеса, особенно произведенные через женщин.

А они сыпались тогда с удвоенной силой. Нечто схожее происходило в России после печатного тиражирования «Четий-Миней» Дмитрия Ростовского. Количество бросившихся подражать святым выросло многократно. Думается, что антимонастырское законодательство XVIII века помимо отъема земельной собственности было спровоцировано массовой тягой к подвижничеству в годину, когда стране так не хватало рекрутов.

Итак, с начала… Как выразился бы Лесков, Бенедетта была чадом не просто «моленным», но «обещанным». Состоятельные родители, едва не лишившись единственного ребенка при родах, решили посвятить её Богу. Научившись читать по-латыни уже в детском возрасте, Бенедетта была поручена заботам Божией Матери в местном монастыре, а в тридцать избрана настоятельницей. Всю жизнь ее сопровождали знамения разной интенсивности, в сопереживание которых были втянуты обитель, а затем город. Когда у монахини проявились стигматы, это повлекло приезд церковной комиссии из Флоренции, которая остереглась выносить вердикт, но установила за Бенедеттой Карлини негласный надзор. Затем папский нунций возобновил допросы, а поскольку прежний духовник, знавший аббатису с детства, умер, новый покрывать ее не стал. Та была отстранена от должности. Стигматы объявили фальшивыми, видения – наущением дьявольским. Вдобавок келейница аббатисы, Бартоломеа (Меа, простой речью), донесла, что регулярно понуждалась Бенедеттой к сексу. Последнюю вину аббатиса не признала, но от истинности своих видений отреклась. Когда стигматы сошли, ее пожизненно заперли в келье, хотя вина так и не была оглашена. Через 40 лет Бенедетту хоронила вся Пеша, а власти по-прежнему боялись волнений.

Если рассматривать видения Бенедетты Карлини по отдельности, то вылезет повторяющаяся странность: все они имеют тот или иной литературный источник. Принесла плоды ранняя начитанность. А поскольку свои видения Бенедетта превращала в пантомимы с помощью модуляции голоса и движений, то источниковая база должна включать церковные действа (в которых участвовали воспитанницы), а также набор доступных ей изображений – от лубочных картинок до шедевров барочных мастеров, Караваджо и Бернини.

Больше всего совпадений с эпизодами жития святой Екатерины Сиенской (1347–1380), которую чтила мать Карлини, и преподобной Урсулы Бенинкасой (1547–1618), родственницы Екатерины и основательницы конгрегации театинок Беспорочного Зачатия, к которой принадлежала Бенедетта. Повторяя действия моделей для подражания, девушка испытывала обмороки, длительные трансовые состояния, стигматизацию, совершала обмен кольцами и сердцами с Христом, лактацию из его прободенного бока и, наконец, брак с ним.

Этим она мало отличалась от других подвижниц своего времени и региона. Католический мистицизм во многом опирался на навык визуализации. Внутренние картины регулярно становились осязаемыми, потому что никто не воздвигал стену между духовным и телесным. Монахини с детства ухаживали за куклами Богомладенца, разыгрывали пьесы со сценами из церковного предания (включая ту же стигматизацию), либо, подобно Екатерине Болонской (1413–1463), писали картины, инспирированные собственными видениями. Впоследствии Бенедетту обвиняли в фальсификации стигматов и «обручального кольца», но членовредительство – обычная практика среди продвинутых монахинь. Когда блаженная Мария Мартиненго (1687–1737) вышила шелком по своей коже орудия Страстей, это ни у кого не вызвало пересудов.

Монахиня не была «мужчиной» ни когда вещала от имени Иисуса, ни когда в нее вселялся ангел-посредник Сплендителло. Кадр из фильма «Искушение». 2021

В противоположность им бракосочетание с Христом Бенедетты 26 мая 1619 года больше напоминало праздник урожая, в котором участвовали все сестры обители. Как говорится, можно вывезти девушку из деревни, но деревню из девушки вывести нельзя. Произошло сие спустя год после смерти Урсулы Бенинкасы, чью праведность Бенедетта словно призывалась заместить. Еще через год Бенедетту избрали аббатисой.

Бенедетта выглядит примерной ученицей в школе «невест Христовых». Но она угодила в пересменок. Учителей поблизости не было – пришлось придумывать темы для «контрольных» самой, а затем самой же ставить себе оценки. В позах, которые молодая настоятельница принимала, занимаясь любовью с сестрой Меа, она буквально воспроизводит метафоры Песни Песней: «Я скинула хитон мой…» – и вперед по тексту.

С кем обвенчаны «невесты Христовы»

Возникает вопрос: зачем наивно-благочестивой девушке, к тому же достигшей завидного положения, брать на душу грех, совращая свою младшую духовную сестру? Чтобы на него ответить, необходимо рассмотреть само понятие «невесты Христовой», коим наделялись все женщины, поступавшие в монастырь. Православные вели себя осторожней: Невестой Христовой предпочитали именовать Церковь.

В католической традиции «Церковь» – лишь первое из трех значений «невесты Христовой», а именно – «литургическое» (по классификации искусствоведа Патрисии Симмонс). Литургически все монахини объединены, поэтому все они «иносказательно» (второе значение) могли считать себя супругами Небесного Жениха. Индивидуальный «мистический» брак с Христом переживали только избранницы (третье значение).

Одинаковое название с известной церемонией обманчиво. На немецкой миниатюре (ок. 1500 года), где показано мистическое бракосочетание дев, Христос венчает с собой одновременно двух (!) избранниц. При этом он представлен младенцем, сидящим на коленях Богоматери. Мария, заместив священника, предлагает брачной паре фату, кольцо, венец и, наконец, причастие. Но Младенец-Христос «нарушает устав», ведь речь не о тривиальном браке, а о мистическом. «Возьми этого мальчика и покорми меня грудью, – гласит надпись. – Я дам тебе твою награду». Патриархальные стереотипы в «женском христианстве» (а традицию визионерства следует определять именно так) буксуют. Мистический супруг «невесты Христовой» – голенький младенец, а не дядя с бородой.

Немецкая миниатюра восходит к бракосочетанию великомученицы Екатерины Александрийской (конец III – начало IV века), первой в веренице «невест Христовых». Правда, там отсутствовало чудо лактации, а точнее, «перекрестная» лактация, присущая видениям европейских монахинь. За то, что пила гной из груди умирающей женщины, Екатерина Сиенская вознаграждается «неописуемой жидкостью» из пробитого бока Искупителя. Она узрела в прокаженной Христа (ср. Мф. 25:36), и тот не замедлил явиться во славе. Что не помешало вскармливать святую той же Богоматери.

Искать здесь субординацию, присущую «мужскому христианству», напрасный труд. Архетип женского монашества гораздо пластичнее мужского, где все по-солдатски. Постригся в монахи – попрощайся с людьми, равнение на ангелов. Ангелы бесполы – здравия желаем асексуальности. Мысли про секс от лукавого – умри на посту, вот тогда «вольно», а покуда жив – «на караул».

С «невестами Христовыми» иной коленкор. Здесь уже одно название предполагает эротику, пусть и мистическую. Исповедники с канонистами лезли из кожи вон, чтобы навязать монахиням страх перед сексуальностью. И поначалу добились успеха: несть числа борениям подвижниц с собой, слезным ручьям и стыду, порожденному падениями, а в итоге многолетним епитимьям. Но с визионерками такая практика возымела обратное действие. Фанатичный порыв к идеалу развил способность к сублимации и породил грезы об усладах с Небесным Женихом. Аль грешно покормить Богомладенца? Запрещать аристократкам, жаждущим пострига, даже фантазии – значит лишиться крупных вкладов, без которых монастырь превращается в приют для престарелых.

В мире «мужского» христианства женщина не могла стать священником, зато в «женском» – мужской гендер отсутствовал вовсе. Было бы удивительно, если бы на небесах Христос продолжал отрабатывать роль мужчины. Если проанализировать чувственный заряд, связанный с метафорическим «телом Христа» (в ходе литургии, допустим), то оно окажется во многих смыслах «женским», андрогинным или, вернее всего, полиморфным. Это убедительно показала медиевистка Кэролайн Уокер Байнум в своей книге «Христос как Мать» (1982).

Вот почему сильно плошает Верховен, когда заставляет свою героиню рычать басом, смахивающим на демона из «Экзорциста». Бенедетта не была «мужчиной» ни когда соблазняла Меа, ни когда вещала от имени Иисуса, ни когда в нее вселялся ангел-посредник Сплендителло. Для того чтобы заниматься любовью с Меа, ей не требовалось входить в мужскую роль (или делегировать ее партнерше). Меа с Бенедеттой – это не барочные «фэм» и «буч» ЛГБТ-союза. Бенедетта становилась ангелом-проводником в идеальный мир, в котором близость не является грехом, ибо отсутствует человеческое «я», отделенное от божественного. На эту мысль невесту-«отличницу» могли опять же натолкнуть благочестивые картины райских кущ, где праведники и ангелы бродят, тесно обнявшись, целуясь или занимаясь чем-то тревожно-таинственным.

Спаситель как-то заметил Екатерине Сиенской: «Я есть Тот, Кто Есть; ты есть та, кого нет». Только на первый взгляд это выглядит чем-то новым. О том, что «нет мужеского пола, ни женского, ибо все вы одно во Христе Иисусе», учил еще апостол Павел. Однако, чтобы такая ситуация состоялась, необходим Другой.

Как прямо следует из слов Христа, он там, где во имя его собрано «двое или трое» (Мф 18:20). Публично объявив себя «супругой Христа», начитанная Бенедетта сознавала, что чувствует себя по-настоящему уверенно, когда рядом есть вторая душа, полностью разделяющая ее откровения. Эмбрион «малой Церкви», которая должна покорить мир. Судя по всему, близость с Меа возникла в период болезни духовника Бенедетты, Паоло Рикордати, и особенно активизировалась после его смерти.

Казус Бенедетты Карлини замечателен последовательным упорством, с которым та оживляла символы и метафоры «женского христианства». Недостаток образования, соединившись с беспорядочной начитанностью и изобретательной автодраматургией этой монахини, приоткрывает мир нефильтрованной святости. Кто знает, как выглядели до вмешательства цензуры эпизоды житий вполне респектабельных подвижников благочестия?