Марк Рац. О собирательстве. Заметки библиофила. - М.: Новое литературное обозрение, 2002, 352 с.
Собрание книг и графики, принадлежащее Марку Рацу, известно многим. И не потому только, что оно богато и оригинально по составу, но и благодаря последовательным усилиям владельца познакомить нас со своими богатствами. Рац участвовал во многих начинаниях Всероссийской ассоциации и Московского клуба библиофилов, устраивал выставки и издавал к ним превосходные каталоги, писал статьи и делал доклады. И вот теперь в небольшой, изящно (как и подобает библиофильскому изданию) оформленной книжке подвел итог своей коллекционерской деятельности.
Воспоминания библиофила - давно и твердо сложившийся жанр мемуарной литературы. В них обязательно есть рассказ о детских еще увлечениях чтением; о первых книжных покупках, перерастающих в страсть к собиранию настоящей библиотеки-коллекции; о неожиданных счастливых находках и о безнадежно упущенных когда-то, по молодости и неопытности, редкостях; о коварстве друзей-библиофилов, перехватывающих идущие уже в руки сокровища; но также и о чудесных возвратах иных, казалось бы, уже навсегда упущенных раритетов. И разумеется - о лучших экземплярах, которыми гордится собрание.
Ну что же. Все это есть и в книжке Раца. А между тем она вовсе не об этом. Ученый, доктор наук (геолого-минералогических), активный участник Московского методологического кружка, он и к своему коллекционерскому увлечению подошел с сугубо научной, методологической меркой. Основной предмет его собирательских интересов - русские иллюстрированные издания первой трети ХХ века, и в том числе детские книжки. И, углубясь в этот предмет, Рац стал активно собирать также оригиналы книжной графики - иллюстрации и обложки, варианты и эскизы, макеты. Выстраивается то, что коллекционер называет "цепочками", и книга предстает не просто предметом, хотя бы художественным и редким, но еще и событием, результатом становления в обстоятельствах, помогающих или препятствующих его осуществлению.
Уже сама эта форма собирательства сближает его с работой исследователя, ученого. Но мало того. Ученый-библиофил стремится теоретически осмыслить самую суть своей собирательской работы. Чем отличается книжная коллекция от домашней библиотеки для чтения, от рабочей библиотеки исследователя (в ней ведь тоже могут быть драгоценные экземпляры). Как и чем связана она с личностью и духовным миром библиофила. Последний вопрос - самый важный. Собирательство может оставаться только накоплением предметов, хотя бы редких и ценных, но может обладать сложной структурой, воплощающей интеллектуальные и культурные интересы ее владельца, быть итогом его творческой деятельности, формирующей личность коллекционера. Вот почему в книге несколько раз цитируются известные слова Виктора Шкловского, сказанные библиофилу Н.П. Смирнову-Сокольскому: "Я думал, что Вы собираете книги, а книги собрали Вас!"
"Собрание, отделенное от библиофила, умирает, - говорит Марк Рац. - Оно мертво, как сброшенная змеиная кожа, как скорлупа расколотого ореха. Это не более чем след библиофильского творчества, запечатленный в организации материала, на котором протекал когда-то процесс собирательства". Есть "гвозди" собрания - редкие и ценные издания, отвечающие притом библиофильским интересам собирателя, а есть "веревки", протянутые между такими "гвоздями" и объединяющие их в осмысленную систему. Эти смысловые связи между единицами своей коллекции, устанавливаемые самим владельцем, Рац иллюстрирует многими точными примерами.
Вот на этом симпатичном материале разворачивается в книге теоретический анализ библиофильства (и шире - коллекционерства вообще) как определенного рода человеческой деятельности среди других ее разновидностей и излагаются методологические принципы такого анализа. Быть может, весь этот научный фундамент можно было бы без потерь изложить легче и проще, не громоздя тяжеловесную (и, нужно сказать, достаточно неуклюжую) терминологию методологической теории по Георгию Щедровицкому - "мыследеятельность", "искусственно-технические подходы" и т.п. Но у каждого свой стиль. И если автору интересной и в целом живо написанной книжки хочется временами представать на ее страницах в гремучих доспехах своей ученой фразеологии, это, разумеется, его законное право.