Универсальный раздражитель

Громкий подзаголовок серии "Литература категории А" ничего, собственно, не обозначает: ну можно ли себе вообразить издательство, анонсирующее свою продукцию как "литературу категории Б"? Больше, пожалуй, значит имя составителя - а может быть, и нет: господин Кузьминский - известный парадоксалист - мог бы и нарочно, из каких-нибудь высших литературных соображений взяться за составление серии pulp-fiction. Так что вся ответственность за определение жанра серии ложится на плечи художника. И ответственность не маленькая: раз уж "ОЛМА", многократно и вполне справедливо всеми обруганная за базарную стилистику оформления, решается на черно-белые фотографии, на сложные, не впрямую прочитываемые, даже как будто ассоциативные коллажи - стало быть, перед нами действительно литература для умных. Новая. Современная.

Впрочем, "ч/б" сейчас в моде и вовсю используется вполне коммерческими жанрами, включая уличную и телевизионную рекламу, и даже детективы Полины Дашковой выходят с черно-белыми фотографиями на обложках, и во всех этих случаях отсутствие цвета ничего особенного не символизирует, кроме некоторого уровня благопристойности: так сказать, костюм с галстуком вместо тренировочных штанов. Переплеты же серии "Оригинал", вполне очевидно, вовсе не на благопристойность претендуют, и дело здесь не только в использовании обнаженной натуры, довольно, кстати, сдержанной по нынешним временам, так огорчившей коллегу Юзефович из "Еженедельного журнала". В гораздо большей мере призваны шокировать читателя и пятисантиметровая дохлая муха, и крышка канализационного люка, и непонятный, но очень хищный железный агрегат... Опять странность: какими, кажется, мухами можно шокировать нашего читателя, закаленного знакомством с фирменными стилями издательств "Ad Marginem" или "Лимбус-Пресс"? И все же несомненно, что молодой художнице Ольге Зирко удалось найти еще какой-то дополнительный и притом универсальный раздражитель, какой-то шокирующий фактор, одинаково сильно действующий и на профессиональный, и на потребительский глаз, выбивающий сделанные ею книги из любого контекста.

Если это не цвет, не сюжет, не объект и не манера изображения - и даже не шрифт, очень, кстати, грамотно и с тонким чувством меры подобранный, - стало быть, остается только композиция, предмет как будто бы узкоспециальный и трудноуловимый.

И тем не менее.

Тем не менее именно за счет композиционных приемов художнице удалось создать совершенно новый образ книги - вернее, оговорюсь, все-таки книжного переплета. В отличие от сугубой материальности традиционных переплетов, восходящих к средневековым фолиантам, хранящим и замыкающим в себе сокровища текстов, этот образ создан для современного глаза, воспитанного на сокровищах виртуальных и иллюзорных, на телевизоре и компьютере.

Конечно, на нашей полосе мы постоянно отмечаем случаи влияния этого нового видения на книжную форму, но до сих пор эти случаи носили скорее курьезный характер, вроде уха на корешке или части заголовка, перенесенного в сопредельное пространство. В этой же серии законы экрана/монитора перенесены на переплетный картон вполне сознательно и уверенно, с некоторым даже щегольством новейшей школы графического дизайна. Пересечение вертикальной оси и горизонтального заголовка в геометричееском, а не зрительном центре уничтожает органически присущую книге асимметрию; наложение нескольких полупрозрачных слайдов заменяет естественное движение глаза в глубину изображения (а тем самым и в глубину книги) беспорядочным движением по его слоям. С переплета книги "Дайте мне обезьяну" персонажи одновременно из четырех углов ловят блуждающий взгяд растерявшегося зрителя - а центральный, которого только и можно было бы встретить глаза в глаза, старательно загорожен заголовком. На книге "След в след" два колеса, вращающихся во взаимно перпендикулярных плоскостях, ведут взгляд по сложной трехмерной спирали и в конце концов выталкивают его обратно на плоскую поверхность переплета, так и не ставшего тем, чем ему следовало бы быть по определению - дверью в книжное пространство.

Итак, мы можем - со всеми оговорками - констатировать появление визуального языка новой книги. Но, возвращаясь к вопросу об ответственности художника, неплохо было бы найти для этого языка достойную область применения; ибо, если мы, преодолев внутреннее сопротивление, все же откроем любую из книг "категории А", то обнаружим вполне традиционную литературу - может быть, и неплохую (доверимся вкусу господина Кузьминского), но уж никак не такую, ради которой стоило бы объявлять начало новой композиционной эпохи.