Елена Герчук Владимир Яковлев. 60 фотографий Александра Забрина. - М.: Издание автора, 2001. Дизайнер Юрий Гордон.
ФОТОХУДОЖНИК Александр Забрин книг не делает. Он - профессиональный фотограф, и его тематические циклы фотографий вовсе не рассчитаны на книжную форму. Иногда он собирает фотографии в папки, иногда печатает их в виде открыток, но при этом они всегда остаются станковыми работами: увеличьте их, развесьте по стенам - получится выставка.
Но листы его новой серии, несмотря на привычную уже форму "папки с фотографиями", на стену не просятся. Эта книга, и вовсе не только типографская печать (хотя и "коллекционным" тиражом 50 экз.), и даже не небольшие тексты под фотографиями делают их книжными страницами. Сам подход к съемке, сама интонация изображенного, способ - очень непрямой - взаимодействия изображения и текста требуют более долгого, более интимного общения с листом, чем общение зрителя с выставочным экспонатом. На эти фотографии нужно смотреть долго, перебирать их, сравнивать; тексты читать как тексты, а не как подписи, тоже сравнивать, выстаивать контекст.
Тексты эти - крошечные, по одной-две фразы - для книги невероятно значимы, они меняют весь смысл зрительного ряда. В выходных данных указано сухо: "Фотографии сопровождаются репликами Владимира Яковлева, записанными в ходе фотосъемки в 1991 году, а также выдержками из записной книжки Кирилла Мамонова и книги Натальи Шмельковой "Жизнь - диктатура красного". Но сами по себе реплики эти достаточно случайны и отрывочны, а главное - слишком разнородны, чтобы создать хоть какое-то представление об их авторе. Рядом же с фотографиями они создают совершенно цельную картину не просто человека, но человека внутри того мира, в котором он живет и который и словами-то называть не положено: приют, интернат, - а честно сказать, просто сумасшедший дом. Его пространство закольцовано никуда не ведущими коридорами - не зря на фотографиях столько зеркал - а время, судя по поведению обитателей, просто отсутствует. И в этой бессмысленной вечности существует великий художник - крошечный диковатого вида человечек без возраста, то ли подземный дух, то ли водопроводчик - с вечной же папироской. Казалось бы, ничего, кроме ледяного ужаса, здесь сфотографировать нельзя; временами этот ужас как будто и прорывается - в тех же коридорах и зеркалах, в бесконечном белом кафеле, в невнятности лиц жителей интерната, в повторяемости их полосатых пижам - но фотографу нужно вовсе не это. Самыми разными способами он уводит нас от первого впечатления, открывая под страхом слои гораздо более глубокие и для него гораздо более важные: сострадания, восхищения, прикосновения к живому, чувствующему, творящему. Иногда этот страх снимается какой-нибудь примитивно-бытовой или откровенно ернической репликой, вроде "Сидим под Кремлем, никуда не пойдем" под сознательно небрежно скадрированными сценами в курилке, с ее жутковатыми персонажами. Иногда превращается из примитивного физиологического страха в немыслимый экзистенциальный ужас: четыре аккуратно выстроенных, в аккуратных интерьерах, портрета художника - просто реклама "Психоневрологического интерната # 30"! - и текст, неожиданно осмысленный: "Может, кто-нибудь заберет меня отсюда. Тогда будет надежда". Иногда же - прорыв сквозь любые возможные страхи: из абсолютно чистой, пустой, огромной умывальной, где в зеркале, кроме Яковлева, отражаются и его гости, включая самого фотографа - в мир, вообще никакого отношения к умывальным не имеющий, в мир чистого творчества, живописи и стихов:
"А в степи бушует ветер,
и абстрактные картины
все развешаны мои."
И все же формально все эти шестьдесят фотографий - портреты художника Яковлева, и Александр Забрин, как фотограф, склонен больше доверять фотокамере и сидящему перед ней персонажу, чем искусству соединения слов и картинок: "...Даже можно сказать, что Володя помогал мне, не отгораживаясь своей внешней экзотичностью, а открываясь в той простоте и нежности, что и его цветы" (из предисловия). Но мы позволим себе иметь и свое мнение: фотограф Александр Забрин сделал книгу. Удивительную и замечательную.
