Елена Фаюм Альфред Теннисон. Королевские идиллии. Перевод Виктора Лунина. - М.: Грантъ, 2001. Художник Денис Гордеев.
ИЗДАНИЕ книги "Королевские идиллии" не грех было бы назвать и суперпроектом. Колоссальная поэма - собственно, цикл поэм - Альфреда Теннисона на русском языке до сих пор целиком не выходила. Переводчик Виктор Лунин работал над ней двенадцать лет. Сколько работал художник, нам неизвестно, но иллюстраций он нарисовал около полусотни. И не каких-нибудь заставочек к главам, а настоящих, полноценных полосных цветных иллюстраций, красивых-прекрасивых картинок, которые можно долго и внимательно рассматривать. А текстовые полосы, абсолютно все, украшены орнаментами, тоже цветными и тоже очень красивыми.
Издание это для "Гранта" до некоторой степени серийное, хотя серийность его нигде не заявлена. В 1996 году, например, там же вышли "Кентерберийские рассказы" Чосера - тоже немыслимой толщины при почти карманном формате, в таком же могучем переплете, тоже насквозь цветные, иллюстрированные и орнаментированные, однако с явной установкой если не на имитацию, то на стилизацию средневековой книги: нарядный, но легкий орнамент, возникающий и исчезающий на полях, небольшие, прямо в тексте, рисунки.
Здесь же, при формальном сходстве, дело обстоит совершенно иначе. Если это стилизация - то чего именно? Безусловно, не книги времен короля Артура, вряд ли и существовавшей; явно не Гальфрида Монмутского и не Томаса Мэлори - ни настоящего, ни блестяще переосмысленного Обри Бердслеем в 1893 г. Книга же эпохи самого лорда Теннисона была вовсе не так однозначно громоздка, безвкусна и аляповата, как могло бы представиться при словах "викторианская книга". Как раз в современном и по духу близком Теннисону круге художников-прерафаэлитов возникла "красивая книга" Уильяма Морриса: книга, создававшаяся с установкой на цельность книжного организма, на красоту книги как функционального предмета, а не на ее украшенность. При всей своей любви к декоративным рамкам вокруг текста Моррис, желавший, чтобы книги "не ослепляли взор причудливой формой шрифта и не причиняли читателю излишние хлопоты", в обморок упал бы при виде нарядных орнаментальных полос, не обрамляющих текст на странице, не преподносящих его читателю как драгоценность в шкатулке, а отчеркивающих его сверху и снизу. Эти полосы наподобие "бегущей строки" в телевизоре не дают глазу остановиться на странице и сосредоточиться собственно на чтении, а толкают его в немыслимом темпе дальше и дальше, с разворота на разворот, чтобы потом затормозить его с размаху очередной картинкой.
А вот сами картинки членам прерафаэлитского братства могли бы и понравиться - своей убедительной телесностью, своей живописностью, яркой временами до пронзительности, роскошью драпировок, нарядностью одежд. Все рыцари аккуратно выбриты и чисто вымыты (во времена Теннисона ванные комнаты были уже широко распространены, чего, правда, нельзя сказать о временах короля Артура); сцены выстроены по всем правилам классической композиции, выражения лиц достаточно красноречивы, жестикуляция сдержанно-драматична. А главное - полное соответствие тексту: если написано, что прекрасная дама была "печальна и бледна" - она и на картинке будет бледнее привидения, будьте покойны. Такая буквальность иллюстрирования вполне может быть воспринята и как достоинство: совершенно очевидно, что все написанное происходило на самом деле, раз уж оно нарисовано "как настоящее". Правда, романтический пафос при таком подходе несколько снижается, образность поэтического языка оказывается вообще лишней, а мистические элементы приобретают неожиданную и не очень приятную вещественность вроде Святого Грааля, висящего под потолком, как керосиновая лампа. Но остается - и многократно усиливается - главная идея: немыслимой красоты всего происходящего. Очевидно, для поддержания этой идеи и возникли все остальные детали оформления: и пресловутые орнаменты на текстовых страницах (за которые наш рецензент, чуждый идее прекрасного, непочтительно сравнил книгу с "еженедельником с цветными вкладками" - "EL-НГ" от 08.05.2001), и форзацы в цветочек, и невероятный распашной иллюстрированный титульный лист.
Двигала ли лордом Теннисоном та же идея, мы положительно сказать не в состоянии. Но художнику свою мечту о красивой книге, красивой не относительно текста, а как таковой, воплотить, очевидно, удалось, И кто посмеет осудить его за столь высокие мечты?
