Церковный разворот к Европе

Церковные реформы Петра обусловлены предыдущим, еще московским, периодом истории русского православия. Фото РИА Новости

Ныне пресекаются контакты России с Европой. Но именно заимствование европейского опыта позволило при Петре I шагнуть вперед, к цивилизованности. Перемены к лучшему пережила и государственная церковь, подвергнутая особой реформе. За образец здесь тоже взяли Европу.

Модель отношений государства и церкви до Петра тяготела к «симфонии», предполагая равноправный союз двух сторон. Сложившуюся в Византии «симфонию» перенесли на российскую почву. Русская церковь претендовала при этом на самостоятельность. Церковный собор до Петра считался ближайшим советником царя даже в делах исключительно государственных, а власть епископов была почти абсолютной. «Симфония» означала, по сути, двоевластие, что не допустит ни одно государство, идущее к абсолютизму.

Петр ставит цель подчинить церковь государству, что вписывается в контекст подражания протестантским странам, где укреплялся примат государства над религиозными организациями. Для кардинальных перемен создали орган надзора государства над церковью – Святейший правительствующий синод. Но сначала появилась Духовная коллегия: ее полномочия были много скромнее, чем у патриархов. Коллегия напоминала Генеральную церковную консисторию по образцам Германии и Швеции. По просьбам духовенства коллегию преобразовали в Синод, чья компетенция была шире, а государственный ранг выше. Компромисс налицо, и это тоже штрих к картине петровских новаций. Но того уровня полномочий, которым обладали патриархи, Синод тоже не получил.

Некоторым казалось, что создание Синода противоречило статус-кво, и это провоцировало духовенство на пусть и скрытое, но недовольство новой системой управления церковью. В адрес царя-реформатора множилась критика. По словам архиепископа Илариона (Троицкого), «вся преобразовательная деятельность Петра направлена была к унижению церкви и подрыву ее силы и авторитета». Но тенденциозность Троицкого, выступавшего за досинодальные порядки, когда архиереи были почти вне контроля, вполне очевидна.

Есть и другой взгляд: церковные новации напрямую связаны с предыдущим периодом развития религиозно-административной системы. Отягченная собственностью официальная («иосифлянская») церковь тянулась в объятия государства. Реформа вызревала в ней самой, а только потом оформилась в воображении монарха.

В конце XVII века при иных церквах было до 20 причетников: все они, пользуясь льготами, не платили подушной подати. Рано или поздно государство должно было это «заметить». Анализируя причины церковной реформы, дореволюционный профессор Павел Верховской указывал, что с середины XVII века шла секуляризация государства, тогда как служители алтаря утрачивали свой духовный авторитет, оставаясь патриархальными и пассивными. Россия вступала в Новое время, и власть ратовала за «общее благо», вдохновляясь европейской теорией «естественного права». Более того, разгромив «нестяжателей», «иосифляне» вызвали духовное оскудение, достаточно характерное для предреформенной Руси, причем сблизили ее этим с Европой, и для полного сходства требовалась более глубокая европеизация.

По мнению профессора Георгия Федотова, Петр разрушил не здание церкви, а «обветшалую оболочку Святой Руси». Федотов указал на «низкий уровень… духовенства в Древней Руси и малое уважение к нему». Среди архиереев встречались такие, что считали для себя возможным избивать до крови людей прямо на богослужении, сечь нагих провинившихся плетьми, сажать на цепь, оставляя без пищи. Перемены были необходимы. «К европеизации шло все, кроме разве старообрядчества», – утверждал академик Сергей Аверинцев.

После принятия патриаршества в 1589 году ускорилась централизация церковного управления, чему способствовали церковные «приказы», созданные по образцу светских структур. Учреждение в XVII веке подконтрольного царю Монастырского приказа, подчинившего все православные учреждения, дало светской власти большие возможности в церковном управлении. Петру же осталось европеизировать тенденцию к подчинению церкви государством. Позитивный момент в преемственности нашел митрополит Арсений (Стадницкий): в синодальную эпоху «росла и крепла земля Русская под животворящим союзом веры и власти».

Церковь как институт попала при Петре в юрисдикцию монарха. Монарх приобрел первенство в церковных делах, а духовенство превратилось в своего рода чиновников. Зато защищаемая государством церковь, получив привилегии, «господствовала» в духовной сфере.

Идейные истоки синодальной системы – в составленном архиепископом Феофаном (Прокоповичем) «Духовном регламенте». В нем заметно сходство с протестантскими церковными уставами. Не случайно архимандрит Маркелл (Родышевский) называл своего современника Прокоповича совершенным кальвинистом.

Нужно заметить, что «Регламент» приняли, когда в Европе была популярна концепция полицейского государства. Документ не оставляет сомнений: важнейшей функцией епископов стало выслеживание и доносительство. Есть в «Регламенте» такое слово – «проведывать».

Доносов было много. Архиереи доносили не только на подчиненное им духовенство, но и друг на друга. Нижестоящее духовенство было не лучше. Доносчиков поощряли, а за уклонение от доносов наказывали, что в 1798 году случилось с дьяконом Андреем Митухляевым, не сообщившим о писаре, осуждавшем Павла I. Некоторые епископы следили и за светскими должностными лицами. Яркий пример из XVIII века – поведение архиепископа Гавриила (Русского), который сообщал Синоду о политических откровениях чиновников. Прямо скажем, ситуация для Европы не столь характерная. Получается, заимствование европейского опыта было все же ограниченным, с поправкой на местные особенности.

При всей близости «Регламента» европейским веяниям он не противоречит ортодоксии: Петр тоже охранял веру предков, не посягая на догматическую ее сторону.

Разворот церковной жизни к Европе дал немалый позитив. Определилась тенденция к большей законности в церковной среде, все больший отход от произвола и деспотизма архиереев. Жалобы на них стали рассматривать, притесняемых защищали. Церковное руководство попало под контроль государства. Епископов ограничили в правах, сузив их судебные полномочия.

Стала возможной критика церковного начальства. Судьба священников Иоанна Белюстина и Григория Остроумова, даже не запрещенных в служении за критику церковных порядков в печати, – тому подтверждение. Были и другие «диссиденты».

Реформа принесла пользу и губерниям, где появился зримый противовес архиерейскому деспотизму – духовные консистории, обеспечившие системный подход к церковному управлению, единую политику в епархиях, что придавало церкви известную целостность. Консистории подчинялись принципу гласности. Постановления церковной власти публиковались в «Епархиальных ведомостях» – консисторских органах. Утверждались финансовая прозрачность и дисциплина. В упомянутых «Ведомостях» печатались финансовые отчеты и сметы различных епархиальных структур. Более того, работа консисторий дала возможность плодотворного участия мирян в церковном управлении.