Триста лет назад Русскую церковь подчинили государству

Единый комплекс зданий Сената и Синода символизировал гармонию гражданского и церковного начал в имперской иерархии. Карл Беггров. Вид зданий Сената и Синода. 1830-е гг. Эрмитаж

Император Петр Великий открыл новую страницу в истории Российской православной церкви. 25 января (5 февраля по новому стилю) 1721 года был утвержден «Регламент, или Устав Духовной коллегии», а 14 февраля начала работать эта самая коллегия, которая получила название Святейшего правительствующего синода.

Часто говорят о несвободе церкви в те два столетия, когда она не возглавлялась патриархами. Но не надо преувеличивать тяжесть несвободы, в частности диктат бюрократии. Будучи инкорпорированной в госаппарат как организация, церковь оставалась самостоятельной как мистическое объединение верующих.

Более того, государственное исповедание имело привилегии. Всю синодальную эпоху власть исполняла охранительную функцию. Пашковцы, духоборы, староверы – все оппоненты официальной церкви испытали на себе тяжесть имперской длани. Церковь охотно прибегала к помощи государства, чтобы подавлять инакомыслящих и инаковерующих.

Синодальные порядки позволяли развивать духовное образование и миссионерство. В XIX – начале XX века окрепли материально монастыри. Церковь влияла на светскую культуру. Можно говорить об относительной финансовой прозрачности: соответствующие отчеты церковных структур публиковались в печати. Была определенная свобода выражения мнений. Священник Иоанн Беллюстин, активно критикуя церковный строй в печати, так и не был запрещен в служении, о лишении сана речь и вовсе не шла. Духовные консистории и их секретари были противовесом архиерейскому деспотизму. Синод не раз защищал рядовых клириков от притеснений иерархами.

И все же петровскую реформу неоднозначно приняли в церковных кругах. Нашлись как защитники синодальных порядков, так и ярые противники.

Церковь державная

Чиновник при обер-прокуроре Василий Скворцов писал: «Всегда были… среди епархиальных архиереев такие, которые предпочитают синодальную систему управления патриаршей». Защитники синодальных порядков призывали не преувеличивать несвободу духовенства. Товарищ обер-прокурора Николай Жевахов пояснял: «Иерархи Церкви, не исключая и самых искренних противников синодальной системы, конечно, отлично знали, что ссылки на оковы и рабство, в коих Церковь находилась 200 лет… все это только ходячие фразы, выдуманные честолюбцами».

В числе принявших синодальную систему был епископ Игнатий (Брянчанинов). В некоторых его словах о Синоде звучит чуть ли не умиление. В одном из писем иерарха (1852 год) находим: «Члены Святейшего синода – все очень добрые старцы, и граф Протасов (обер-прокурор. – «НГР») имеет самое доброе сердце». Тогда как прочие иерархи вздрагивали при одном упоминании имени Протасова.

Прагматично мыслящие архиереи, к примеру, митрополит Филарет (Дроздов), соглашаясь с синодальным строем, желали церкви лишь большего самоуправления. Дроздов развивал учение о божественной природе русского самодержавия. Он же проповедовал верховенство царской власти, важность подчинения ей. В XX веке церковный официоз оценивал взгляды своих предшественников как «фанатическую преданность части дореволюционного православного духовенства… идее русской государственности, выраженной формулой «православие и самодержавие» (Журнал Московской патриархии. 1968, № 5).

По свидетельству Василия Розанова, Филарет «Синод чтил, был сознательный синодал» («Апокалипсис нашего времени»). Вот что сообщил о Дроздове архиепископ Леонид (Краснопевков) в 1860 году: «Владыка развивал ту мысль, что при благоразумии можно жить среди обстоятельств, которыми окружены архиереи. Через преобладание светской власти существенное все можно отстоять, только бы не раздражать мелочами, несвоевременным и резким образом действования» (Из записок преосвященного Леонида. М., 1907).

Пожалуй, наивысшую оценку Синоду дал епископ Арсений (Жадановский): «Святейший синод составляет душу нашей… Церкви… Синод есть учреждение, данное нам Промыслом Божиим… Называть… Синод учреждением безблагодатным нельзя… Святая Церковь и в синодальную эпоху исполнена благодати и силы!.. Верный сын Церкви, наверное, умилился бы и преклонился перед деятельностью Святейшего синода».

О позитивных сторонах системы рассуждал протопресвитер Александр Шмеман: «Синодальный период вопреки очень распространенному убеждению никак нельзя считать временем упадка, оскудения духовных сил, какого-то вырождения». «Православное сознание «не заметило»… петровской реформы», – говорил также Шмеман. В издании Московской патриархии 1980 года реформа Петра названа «благодетельным страданием для Русской церкви, стимулировавшим ее творческие силы». О позитивных аспектах системы говорили даже ее противники, к примеру, патриарх Алексий II (Ридигер): православие при Синоде «явило величайшие духовные достижения в тех областях, где государственная бюрократия не была всевластной». Среди современного духовенства тоже есть приверженцы синодальной системы, например протоиерей Валентин Асмус.

Церковь порабощенная

Епископ Никодим (Казанцев), архиерей XIX века, считал: назначение обер-прокурора «в один раз поработило Синод политике царя, отняло у него свободу совещания и свободу решения церковных дел… отцы Синода, порабощенные прокурору, принуждаются раболепствовать мечтаниям прокурора» (О Святейшем синоде. Сергиев Посад, 1905).

Порой доходило до курьезов. Однажды, ожидая обер-прокурора Николая Протасова, члены присутствия «начали… горячо рассуждать об избрании настоятеля на Соловки. Войцехович (синодальный чиновник. – «НГР») не утерпел, подошел и прервал их совещание словами: «Граф Николай Александрович уже избрал». Все умолкло... Приехавший граф подтвердил известие» (Из записок преосвященного Леонида. М., 1907).

Созданием синодальной системы управления Петр I дал начало особой эпохе в истории Российской православной церкви.  Иван Тупылев. Петр Великий и Священный синод. 1801

Большинство иерархов все же смирились с синодальными порядками. Демарш митрополита Арсения (Мацеевича), объявившего анафему Екатерине II, – исключение из правила. Записка Мацеевича «О благочинии церковном» стала первым крупным выступлением против синодальной системы. Под «Запиской» поставил свое имя и первенствующий член Синода архиепископ Амвросий (Юшкевич). Мацеевич был горячим адептом духовной власти и ее права на независимое управление и суд.

Были и другие случаи открытого сопротивления синодальным порядкам. В 1813 году грузинский митрополит Арсений отказался выполнять приказ Синода. «Не иначе можно его принудить… как ежели прикажут взять силою под караул», – говорил он сам о себе в третьем лице.

В дискуссии на эту тему участвовали и церковные светила. Архиепископ Иннокентий (Борисов) заявил (после 1840 года): «Из всех учреждений Российской империи нет ни одного, которое в недостаточности и неустройстве могло бы сравняться с настоящим положением… Синода. Сожаление и ужас объемлет, когда сообразишь, что он должен быть, к чему предназначен… и что он есть в самом деле, если грозит Отечеству и Церкви его несчастное положение… Посади в него кого угодно, хоть квартального, никто не скажет ни слова» (ОР РНБ. Ф. 313. Ед. хр. 15. Л. 3, 3 об.).

Более резкую характеристику позволил себе архиепископ Филарет (Амфитеатров): «Реформаторы Церкви… суть самозванцы и обманщики…» (ОР РНБ. Ф. 313. Ед. хр. 40. Л. 80). Никодим (Казанцев) писал: «Члены Синода потеряли почти весь свой авторитет… С грустью я должен сказать, что и отцы Синода… малодушно терпят преобладание над собой власти мирской… члены Синода суть как птицы без крыльев».

Во второй половине XIX века, когда активизируется общественное движение, с критикой синодальной системы выступил митрополит Арсений (Москвин). В свою очередь, митрополит Григорий (Постников) в 1860 году в письме Филарету (Дроздову) пожелал, в частности, «уничтожить то, что сделано покойным обер-прокурором» (Николаем Протасовым). Не скрывал своего неприятия синодальной системы и епископ Агафангел (Соловьев), сторонник неограниченной архиерейской власти над приходским духовенством, жесткий иерарх. Он – автор сочинения «Пленение Русской церкви».

Протестные настроения росли, но большинство иерархов выжидали, мечтая о возврате к допетровскому строю. Епископ Порфирий (Успенский) считал необходимым «терпеливо ожидать… в надежде на перемену обстоятельств… государственного законодательства». «Что такое Синод наш? – вопрошал Порфирий. – Это нищий, которому подаются крупицы со стола обер-прокурорского, да и те не все».

Митрополит Палладий (Раев) тоже жаловался: «Мы (члены синодального присутствия. – «НГР») не можем у них (синодальных чиновников. – «НГР») допроситься, чтобы нам хоть накануне заседания доставлять список дел, которые нам докладываются; хотят, чтобы мы решали экспромтом. А ведь по иному делу требуется справка».

Члены синодского присутствия, включая первенствующего, обычно были скованы в своих действиях. Арсений (Стадницкий) заметил в 1897 году, что даже митрополит Московский «не… в состоянии что-либо сделать». Стадницкий не сомневался, что сложившуюся систему отношений церкви и государства «давно… пора похерить».

«Думают, что заседающие в Синоде отчасти равны патриарху, – говорил епископ Антоний (Храповицкий), – а мы равняемся половине любого секретаря и не более… пятой части директора канцелярии (Синода. – «НГР»)» (РГИА. Ф. 796. Оп. 205. Д. 697. Л. 99 об.). Храповицкий был категоричен: «Летний Синод глухой наполовину и наполовину безголовый» (Там же. Л. 109 об.).

В начале XX века с целью скорейшего освобождения церкви от «синодальных пут» 32 петербургских священника составили обращение «О необходимости перемен в русском церковном управлении». Первая российская революция еще более активизировала духовенство и актуализировала церковную проблематику.

Епископ Евдоким (Мещерский) задавался вопросом: «Не благовременно ли устранить или хотя бы несколько ослабить ту постоянную опеку и тот слишком бдительный контроль светской власти над церковной жизнью, который лишает Церковь самостоятельности… и, ограничивая власть ее ведения почти одним богослужением и исправлением треб, делает ее голос совсем неслышным?»

Арсений (Стадницкий) признавался: «Обилие светских чиновников (в Синоде. – «НГР»)… поразило меня». В другой раз он уже возмущался: «Неужели и митрополиты находятся в зависимости от Владимиров Карловичей (обер-прокуроров. – «НГР»)?.. А Владимиры Карловичи… втихомолку делают какие им угодно дела в Церкви». Он же заявил: «Мне очень больно, что нами, духовными, распоряжаются не те, кому надлежит».

По мнению Евлогия (Георгиевского), «приниженность Церкви, подчиненность ее государственной власти чувствовалась в Синоде очень сильно… Синод не имел лица, голоса подать не мог… Государственное начало заглушало все… Эта долгая вынужденная безгласность и подчиненность государству создали и в самом Синоде навыки… решать дела в духе внешнего, формального церковного авторитета».

Не безмолвствовал и первенствующий член Синода, митрополит Антоний (Вадковский). В 1905 году он обратился с «Запиской» к монарху, изложив свое видение проблем церкви. В частности, высказал пожелание, «чтобы голос Церкви был слышен в государственном управлении».

В 1905 году с участием церковников создали Особое совещание по подготовке проекта церковных реформ. И оно оформило новую «Записку», где резко критиковалась синодальная система, предлагалась децентрализация церковного управления. Синод назван в ней «бюрократическим учреждением», имеющим «неканонические черты соборности», предложена новая концепция: «Церкви необходим союз с государством… чтобы не ослаблять самодеятельности ни церковного, ни государственного организма».

В ответ обер-прокурор Синода Константин Победоносцев пытался доказать каноничность синодального устройства как результата самобытной жизни Русской церкви. Ожидая поддержки епархиальных архиереев, он добился, чтобы те высказались, нужны ли перемены.

Отзывы большинства были против синодальной системы. Епископ Димитрий (Сперовский) заявил: «Единственное спасение России… заключается в даровании… Церкви свободы от владычества чиновников и бюрократов». В свою очередь, приходское духовенство, настороженно относясь к патриаршеству, не желая архиерейского всевластия, выступало за выборность епископата. В упомянутых отзывах иерархи ратовали за церковную свободу, разумея под ней свободу собственную.

Со слов протопресвитера Георгия Шавельского, «в Синоде не было хозяина, не было ответственного лица», роль его «какая-то урезанная, половинчатая». И Синод часто занимался «мелочами» церковной жизни. Однажды напомнил о важности соблюдать тишину в храмах при богослужении. Иерархи ведали даже покупкой дров. Будучи членом синодального присутствия, протопресвитер Василий Бажанов возмущался: «Остается рассуждать только о пьяных дьячках». Такие мелкие вопросы, как бракоразводные дела или обсуждение границ приходов, велись не в епархиях, а в Синоде. Вот что писал о его работе в начале XX века епископ Тихон (Беллавин): «Дел особенно важных за это время в Синоде не было; заслушивались (а больше подписывались) дела брачные» (РГИА. Ф. 796. Оп. 205. Д. 752. Л. 99 об.).

Преобладал все же пессимистический взгляд. «Государство никогда не согласится оставить Церковь без своего контроля», – утверждал в 1905 году Беллавин (РГИА. Ф. 796. Оп. 205. Д. 752. Л. 148–148 об.). Интересно, что именно Тихону было суждено завершить синодальный период. В 1918 году Поместным собором он был избран Всероссийским патриархом.