Во время революции 1905 года многие пастыри считали своим христианским долгом защищать угнетенный народ. Войцех Коссак. Кровавое воскресенье в Петербурге 9 января 1905 года (фрагмент). 1905. Кировоградский художественный музей. Украина
В начале XX века часть клира государственной церкви определилась со своей партийной принадлежностью. Предпочтения были разные: трудовики, эсеры, кадеты, социал-демократы и др. Причем компромиссы на политической почве были затруднительны даже для духовенства, вошедшего в состав Государственной думы.
Для некоторых клириков поводом для осуждения власти были даже зарубежные события. В 1901 году Министерство внутренних дел констатировало, что священник Харьковской епархии Леонид Прядкин «в разговоре о событиях в Китае и Южной Африке позволил себе бранные выражения по отношению к священной особе государя императора» (РГИА. Ф. 797. Оп. 71. III отд. 5 ст. Д. 25. Л. 1). Прядкин не скрывал своего сочувствия бурам, сожалея, что Россия и другие крупные державы им не помогают: «Дураки они, что боятся Англии». За это и был сослан в Ахтырский монастырь.
Монашествующие тоже не оставались в стороне от политики. Так, в 1903 году иеродьякон Афанасий (Добромыслов) из Мещовского монастыря Калужской епархии заявил публично, что «на распоряжения нечестивых царей он плюет».
В ходе революции 1905–1907 годов страсти особенно накалились. Жертвы тогда были велики, и всюду служились панихиды «по убитым борцам за свободу».
Печальную известность приобрел военный священник Петр Введенский, ранее служивший в Донской епархии. В октябре 1905 и январе 1906 годов он «принял самое деятельное участие в… кровавых событиях», происшедших во Владивостоке. Синодальный обер-прокурор Сергей Лукьянов свидетельствовал, что, «открыто перейдя на сторону агитаторов революционного движения», Введенский «ходил во главе пьяных и вооруженных матросов и солдат по городу и открыто выражал сочувствие погромам и насилиям». При погребении убитых революционеров он проповедовал: «Граждане, эти мертвецы… убиты извергами, людьми власть имущими». Но Введенский отделался довольно легко: его всего лишь лишили сана (РГИА. Ф. 797. Оп. 77. III отд. 5 ст. Д. 3. Л. 143 об.).
Некоторые представители духовенства в Смоленской губернии, выступая на митингах, порой и организуя их, призывали крестьян к аграрным захватам, что вскоре обычно и происходило. В подобной агитации, в частности, обвинялся священник Николай Кузнецов. Другой «поп» из той же губернии, Георгий Кутузов, агитировал по поводу выборов в Государственную думу, откровенно противореча интересам самодержавного правительства. Этим Кутузов не ограничился: «На крестьянских митингах говорил речи, возбуждающие крестьян к ниспровержению существующего… общественного строя, к неповиновению властям и захвату земель помещиков» (РГИА. Ф. 797. Оп. 76. III отд. 5 ст. Д. 12. Л. 45). Еще один смоленский клирик, Иоанн Степаненко, участвуя в митинге, находился на трибуне рядом с его организатором, при этом сын священника, семинарист, держал в руках красный флаг. Сын еще одного смоленского священника (Бельский уезд) распространял антиправительственные издания, складируя их в семейной бане. Отец знал об этом, но не принял никаких мер (там же. Л. 45 об.).
Священник из того же Бельского уезда Георгий Мышляев, отличаясь «крайними убеждениями», «позволил своему брату – студенту университета чуть ли не с амвона говорить… народу речь о роспуске Государственной думы», причем, с точки зрения властей, речь была «самого предосудительного содержания» (там же. Л. 46). Дьякон из Рославльского уезда Георгий Смерягин агитировал столь внушительно, что слушатели его, крестьяне, произвели немедленную порубку помещичьих лесов (там же). Это отнюдь не единичные примеры. В МВД обобщали в 1906 году: «Весьма значительное участие в противоправительственной агитации принимают лица духовного звания Смоленской епархии и их дети, а также значительная часть преподавателей церковноприходских школ» (там же. Л. 45).
Есть яркие примеры и по другим губерниям. Причем духовенство откликалось на самые разные политические события. Так, священник Донской епархии Афанасьев подписал знаменитую Выборгскую прокламацию (воззвание) – ответ на разгон I Государственной думы (там же. Л. 62 об.). Клирика Уфимской епархии Адриана Густова за прочтение с амвона упомянутого воззвания лишили свободы на три месяца (РГИА. Ф. 797. Оп. 77. III отд. 5 ст. Д. 3. Л. 403).
Появлялись все новые формы протеста. Когда революция была уже на спаде, священник Ставропольской епархии Алексий Калабухов предложил на вечеринке тост «За процветание революции!». Вечеринка была и вправду содержательна: не только произносились политические речи, но и пелись песни революционного содержания (там же. Л. 53).
Прославилась и Екатеринодарская епархия, где в 1907 году на церковных подносах собирали деньги в пользу политических заключенных (там же. Л. 286). Помогали и тем революционерам, что были еще на свободе. Представитель прокурора Ярославского окружного суда сообщил в революционные годы, что под Рыбинском в доме дьякона Василия Восторгова охранка нашла тайную типографию Рыбинской организации РСДРП (там же. Л. 301).
Примерно тогда же царский наместник на Кавказе свидетельствовал о священнике в Кубанской области Василии Наседкине, что тот ораторствовал на политических митингах, проводимых в церковной ограде. Митинги собирались по звону церковного колокола. На одном из собраний Наседкин выступил против сословия казаков «как отжившего свой век» (там же. Л. 108). Казаки сильно скомпрометировали себя участием в бойне Кровавого воскресенья. Военный священник Сергий Соллертинский отказал станичникам в исповеди. Он заявил: «Казаки – иуды, служат не царю, а черту» (там же. Л. 276), о чем сообщал протопресвитер военного и морского духовенства Александр Желобовский.
Клирик Нижегородской епархии Сергий Малицкий в марте 1907 года внушал пастве: «Теперь не время молиться, а надо за дело браться. Вы тысячу лет молились, и едят вас вши, и ходите вы в рваных лаптях». А «тюрьмы переполнены», продолжал Малицкий. Он ратовал за крупные перемены, за передел земли в частности (там же. Л. 151).
Михаил Столпянский, священник Пермской епархии, во время богослужения назвал всех чиновников «царскими холопами» и подстрекал «не подчиняться властям и не платить податей». Столпянский уверял: «Скоро всех должностных лиц перебьют, и порядки изменятся» (там же. Л. 283).
Окончание Первой российской революции не означало потерю духовенством политического настроя. Один из сельских «попов» Тульской епархии заявил в 1909 году: «Молиться нужно не за царя, а за революционеров» (РГИА. Ф. 797. Оп. 79. III отд. 5 ст. Д. 12. Л. 11–11 об.).
В том же году МВД установило, что клирик Симбирской епархии Валентин Евтеев возглавляет подпольную организацию, именовавшуюся Корсунской группой Всероссийского союза учителей. Под влиянием агитации Евтеева крестьяне вырубили помещичий лес. В своей квартире он устраивал тайные собрания, где речь шла о снабжении крестьян литературой партии эсеров (там же. Л. 33, 33 об.)
Особо характерны события, развернувшиеся в Холмском уезде Псковской губернии в тот же межреволюционный период. Там произошла драка народа с полицией. По словам архиепископа Псковского Арсения (Стадницкого), зачинщиком драки выступили благочинный Алексий Головацкий и дьякон Александр Ильменинов. Сняв шапку и вскинув руки вверх, Головацкий воззвал к толпе: «Дети, защитите меня от полиции!» Дьякон же, разорвав на груди одежду, закричал что было силы: «Пусть полиция убивает меня первым!» «И град камней, дубин и кольев полетел с разных сторон» в направлении городовых, описывал события прокурор Великолукского окружного суда (там же. Л. 78 об., 83).
Однако вовлеченность духовенства в политику в народе чаще всего вызывала удивление. Почетный гражданин Феофан Доброленский писал о духовенстве Исаакиевского собора в Петербурге: «Всякое вмешательство с кафедры (церковной. – «НГР») в политическое положение вызывает в среде народа… смешение понятий…» (РГИА. Ф. 1574. Оп. 2. Д. 155).
комментарии(0)