Нужны ли Русской церкви интеллектуалы

И в библейских переводах Герасима Павского, и в его учебных пособиях по катехизации старательно выискивали «ереси». Иван Реймерс. Портрет Герасима Петровича Павского. 1835. Эрмитаж

Известнейшим оппонентом Павского был еще один богослов, митрополит Филарет (Дроздов). При Александре I оба занимались переводами на русский Нового Завета: первый перевел Евангелие от Матфея, второй – Евангелие от Иоанна. По словам профессора Санкт-Петербургской духовной академии Николая Барсова, Дроздов «не мог выносить соперничества или конкуренции новых ученых знаменитостей и умел парализовать их успех силою своего… авторитета». Перевод же Павского специалисты нашли более качественным. К тому же он редактировал перевод вообще всех книг, вошедших в русский текст Нового Завета.

В 2020 году исполняется два столетия с тех пор, как завершилось переложение главной книги христиан на русский язык.

Священник и действительный академик

Десяти лет от роду Герасим Павский поступил в Александро-Невскую семинарию в Петербурге. Из рясы его отца, бедного сельского священника, семинаристу сшили сюртук. Отцу остался подрясник. С 1809 по 1814 год Герасим продолжал обучение уже в столичной духовной академии.

Ректор этой духовной школы Филарет (Дроздов) предлагал ему монашество, но, выслушав отказ, к Павскому, вероятно, охладел, так что, окончив академию, молодой человек попал не на ту кафедру, на которую хотел. «Монашество, – утверждал он, – я понимаю делом нечистым, противным человеческой натуре…» (Русская старина (РС). 1880. Т. 27. С. 509).

Последующая педагогическая практика Павского принесла ему добрую славу. Преподавал он не только в духовной академии, но и в университете столицы. Для университетской аудитории он разработал богословский курс – видный компонент обучения в университете. Занимаясь богословием, не только был новатором, но и проявлял уважение к традиции.

Одновременно он занимался гражданскими науками. Главный труд Павского – «Филологические наблюдения над составом русского языка». Эта научная работа принесла ему полную Демидовскую премию Академии наук. В течение одного лишь года он издал все части объемистых «Филологических наблюдений… ». Работал и над Этимологическим словарем русского языка.

Оценка его научных трудов была высока. В 1858 году Павского избрали действительным членом Императорской академии наук. Статья о нем есть даже в Советском энциклопедическом словаре, составители которого, как мы понимаем, отнюдь не симпатизировали духовенству.

«Добродетельный… с чистотой сердца и непорочностью голубиной… человек безупречно святой жизни», – отзывался о нем профессор Барсов. Профессор Александр Никитенко считал его «одним из добрейших, умнейших, ученейших людей в столице». Протоиерею Иоанну Базарову он запомнился «наивно-детским обращением со всеми». О нравственных качествах Павского одобрительно отзывался и Александр Пушкин. Павский упоминается и в «Мелочах архиерейской жизни» Николая Лескова.

Возведенный в «великие»

Митрополит Филарет (Дроздов), который в контексте этой статьи нас интересует прежде всего как влиятельный оппонент Павского, для искушенного читателя в представлении не нуждается. Его превозносили современники уже в ранний период его жизни, когда, будучи епископом Ревельским, он жил в Александро-Невской лавре. Побывав в лаврских покоях Дроздова, американский путешественник, квакер Стефан Греллэ-де-Мобилье внес запись в свой дневник: «Он… занимает очень простую квартиру, похожую на монастырскую келью… Филарет – человек очень ученый…»

Но этот ученый муж был противоречивой натурой, его отношения с наукой и ее представителями складывались не всегда наилучшим образом. Епископ Игнатий (Брянчанинов) поведал о «столкновении между… Филаретом… и Павским… и Сидонским (русским философом и богословом протоиереем Федором Сидонским. – «НГР») и так далее. От этих столкновений для церкви не было никаких результатов» (ЧОИДР. 1875. Кн. 2. Отд. V. С. 69), тем паче что «горячность его выходила иногда из пределов» (Русский архив (РА). 1881. Кн. 1. С. 287). Вредила авторитету Дроздова и склонность «чернить брата не черного», что подчеркнул Павский (ЧОИДР. 1870. Кн. 2. Отд. V. С. 208).

Раздор Дроздова с архиепископом Феофилактом (Русановым) также вошел в историю. Опровергая замечания Дроздова на книгу Фридриха Ансильона «Эстетические рассуждения», Русанов заподозрил Дроздова-критика в притворстве и обнаружил в оппоненте недостаток «умения связывать предыдущее с последующим» (ЧОИДР. 1872. Кн. 1. Отд. V. С. 187–204). В заключение Русанов вопрошает: не имел ли критик «скрытного желания подавить пшеницу своими плевелами?»

Заняв московскую кафедру, Дроздов раскрылся еще разительнее. Началась пресловутая «филаретовщина». Духовенство «поклонялось» ему «как божеству, трепетало и пресмыкалось под его деспотизмом», констатировал современник митрополита протоиерей Виктор Певницкий. Игуменья Евгения (Озерова) из Московской епархии вспоминала: «Я боялась его так, что без трепета не могла переступить порог его». «Духовенство его ненавидело» – есть и такой отзыв дореволюционного автора (Исторический вестник /ИВ/. 1912. Декабрь. С. 1054). Важно замечание ректора Московской духовной академии протоиерея Александра Горского, что «против Московского (Дроздова. – «НГР») слишком раздражен и протопресвитер Бажанов», духовник царской семьи.

Духовенство «поклонялось» Филарету «как божеству, трепетало и пресмыкалось под его деспотизмом». Владимир Гау. Портрет митрополита Филарета (Дроздова). 1854

Самолюбивый, он шел к намеченной цели, возжелав Московской митрополии, когда был еще лишь архимандритом (РС. 1892. Т. 75. С. 711–715). Для ее достижения потребовались интриги, подтверждал митрополит Евгений (Болховитинов) (РА. 1889. № 7. С. 354), говоривший без обиняков: Дроздов «спешит возноситься».

«Честолюбивым и самолюбивым до крайности» назвал Дроздова князь Владимир Одоевский. Честолюбие митрополита подчеркивал и барон Модест Корф. Об этом качестве Дроздова говорят уже его дневники. В 1843 году он записал, что Николай I не одобрил некоего архиерея, принявшего монарха с речью. И далее с явным самодовольством: монарх заявил, что «приемлет сие от некоторых, наименовав при этом меня и преосвященного Киевского» (РГИА. Ф. 1101. Оп. 1. Д. 581. Л. 40).

О душевных свойствах Дроздова рассуждал и митрополит Арсений (Москвин): «Так… протекла и вся его жизнь – с блеском и славою для себя, а для церкви – с порабощением ее светскому элементу, по излишней его человекоугодливости или преступной уклончивости». Подтверждений этой характеристики немало. «Венчанный свет наш», – например, услаждал Дроздов слух Николая I, причем публично (ОР РНБ. Ф. 313. Ед. хр. 32. Л. 2). Царский дом он называл «прекрасным цветником».

Отметим также откровенно критическое восприятие митрополита историком Сергеем Соловьевым, называвшим иерарха «завистником», а также «войну» против Дроздова, объявленную некогда столичным митрополитом Серафимом (Глаголевским) (ИВ. 1902. Август. С. 457), наконец, специфическое отношение к Дроздову другого столичного митрополита – Никанора (Клементьевского).

Но факт остается фактом: Дроздов – большая величина для церкви, человек по-своему талантливый.

Волна и камень

В 1824 году Серафим (Глаголевский) внушал Александру I: «Всеобщее обращение Библии без других средств к посеянию в народе благочестия могло содействовать… расколу» (РГИА. Ф. 1409. Оп. 1. Д. 4305. Л. 13.13 об.). Это был протест против перевода Библии, шаг против Павского в частности. Страшась «неологии», был бдителен и Филарет (Дроздов), донеся в 1828 году в Синод о «сомнительных выражениях» в статье Павского о Григории Богослове.

Тем временем Павский продолжал законоучительство в царской семье, проявив большой дар влиять на учеников. Великая княгиня Мария Николаевна свидетельствовала в 1833 году, что рассказом о «страданиях Спасителя» Павский так тронул ее восьмилетнюю сестру Александру, что та «долго плакала». Карл Мердер записал однажды, что воспитанник его, цесаревич, «очень радовался, увидев г. Павского…» (РС. 1885. Т. 46. С. 503).

Для обучения юных Романовых, ради понимания ими основ веры, он составил пособия: «Христианское учение в краткой системе», «Начертание церковной истории» и др. Но недруги Павского нашли в этих сочинениях отход от православия.

В 1834 году в бой с Герасимом Петровичем вовлекли и Филарета. Законоучительские работы Павского, похоже, задели самолюбие Дроздова как автора знаменитого Катехизиса. Но Катехизис не имел дидактического вектора и был просто объектом зубрежки. Требовались новые пособия, что и предложил Павский, отказавшись, в частности, от некоторых богословских терминов, дабы детям было понятно изложенное. Но Катехизис он, конечно, не отвергал. Соученик цесаревича граф Иосиф Виельгорский объяснял: «Прежде нежели начнем катехизис, (Павский) нам сообщает предварительные сведения о религии и о Священном Писании». Так что обижаться митрополиту было не на что. Но он составил критические «примечания» на пособия, не зная того, что именно Павский говорил ученикам сверх содержимого этих «тетрадей» – своего рода конспектов.

Вступать с Павским в прямой диалог Дроздов не пожелал, послав «примечания» близкому к царской семье Василию Жуковскому (по утверждению Николая Барсова), понимая, что тот доложит монарху. «Филарет сделал донос на Павского, будто бы он лютеранин», – сочувствовал Пушкин протоиерею в феврале 1835 года.

Допустимо предполагать, что Дроздов выслуживался перед царем, не соглашаясь с тем, чтобы законоучителей при дворе ставили без ведома иерархов.

Узнав о замечаниях на его «тетради» и желая объясниться, Павский обратился к Жуковскому: «Надеюсь… что… писавший примечания ответом моим удовлетворится, если он писал их по любви к престолу и церкви, а не по страсти». Павский догадывался, что месту его при дворе многие завидуют.

По мнению упомянутого Барсова, замечания Дроздова были «более остроумны, чем основательны», представляясь откровенно «грехом клеветы». Павский же счел их просто бессовестными. Как утверждал Барсов, Дроздов вырывал отдельные фразы Павского из контекста его работ, называя мысли оппонента неполными или противоречащими ортодоксии. Бросил тень и на политическую благонадежность Павского, чтобы произвести на монарха еще большее впечатление.

Как бы то ни было, замечания Дроздова и ответы на них Павского, изданные в 1870 году, после смерти Дроздова, – яркий памятник богословской литературы, пример весьма занятной полемики (см.: ЧОИДР. 1870. Кн. 2. Отд. V). Конфликт Павского с Дроздовым был знаковый: грубая иерархическая сила столкнулась здесь с просвещенностью. Павский ответил на все замечания, доказывая свою «безусловную правоту». Но Дроздову помог Глаголевский, который, получив царскую аудиенцию, тоже ополчился на Герасима Петровича. «Ревнители» добились разлуки Павского с «августейшими» детьми, которых он учил свыше восьми лет.

В 1841 году пришло новое испытание: Павского обвинили в противоречиях православию при переводе ветхозаветных пророческих книг. Состоялась вторая попытка «придавить» Герасима Петровича, как выразился он сам. И вправду, Павскому грозила ссылка в монастырь «на покаяние».

Но обошлось ли здесь без участия Дроздова, тогда митрополита Московского? Ответу (предположению) должны служить факты. А они таковы: доносчиком (анонимным) был инспектор Московской духовной академии, а главой следственной комиссии – член Московской синодальной конторы… Справедливости ради заметим, что была статья с попыткой (слабой) снять подозрения с Дроздова (РС. 1881. Т. 31. С. 479–486). Сам же переводчик в кознях Дроздова не сомневался.

В переводах Павского обнаружили «протестантский дух» (РГИА. Ф. 1101. Оп. 1. Д. 619. Л. 24). О них узнали по лекциям Павского студентам Петербургской духовной академии (преподавать там он прекратил в 1835 году). Ссылаясь на то, что доработанных (отредактированных) текстов, взятых из его лекций (со слов Иоанна Базарова, похищенных у него), он не проверял, Павский оправдался, не будучи ответственным за ошибки, которые могли возникнуть при доработке. В чем-то его принудили и к покаянию. В академии сделали литографические копии переводов, которые и стали изымать власти (РГИА. Ф. 1101. Оп. 1. Д. 619. Л. 24.24 об.). Несанкционированные переводы искали также в Москве и Киеве.

На обвинения в свой адрес Павский ответил: «Найдется довольно людей, которые на каждой странице усмотрят или умышленно отыщут по нескольку еретических мыслей; если же не усмотрят прямо, то предположат… » (ОР РНБ. Ф. 313. Ед. хр. 40. Л. 346). «Предполагали», похоже, и два митрополита – столичный и московский, Глаголевский и Дроздов.

Остаток жизни Павский посвятил светской науке.

В 1857 году, за шесть лет до кончины Герасима Петровича, Синод решил наконец переложить Библию на русский язык, и переводы Павского были частично опубликованы.

В 2019 году статья о Павском вышла в «Православной энциклопедии», где о его конфликте с Дроздовым сказано дипломатично, точно из страха бросить тень на иерарха.