Катехизис пламенного революционера

Обложка первого издания «Манифеста Коммунистической партии». 1848 год. Фото с сайта www.ru.wikipedia.org

Опубликованный 21 февраля 1848 года «Манифест Коммунистической партии» регулярно оказывается в списках книг, перевернувших мир. Open education database ставит его на второе место по значимости среди общественно-политических работ всех времен после платоновского «Государства». В перечне 20 самых значительных книг мировой истории, опубликованном на сайте Мирового экономического форума, он уступил только «Происхождению видов» Чарльза Дарвина. Историк Эллен Мейксинс Вуд, комментируя номинацию, назвала его «не просто документом уникального значения в истории и практике революционных движений по всему миру: это и исторический труд, и настоящее пророчество в области экономического, политического и культурного анализа». Неудивительно, что «библию революционеров» часто сравнивают с христианским Писанием: ведь уже в первых его строках на бой с призраком коммунизма в одном строю выходят те, кого Маркс и Энгельс полагали самыми реакционными силами старой Европы и самыми непримиримыми противниками: Римский папа и православный русский царь.

Как ни странно, немало пламенных слов о буржуазии апостолы коммунизма посвятили обличению того, как тонкие идиллические отношения христианской веры оказались растоптаны буржуазной жаждой наживы. «В ледяной воде эгоистического расчета потопила она священный трепет религиозного экстаза, рыцарского энтузиазма, мещанской сентиментальности. Она превратила личное достоинство человека в меновую стоимость и поставила на место бесчисленных пожалованных и благоприобретенных свобод одну бессовестную свободу торговли. Словом, эксплуатацию, прикрытую религиозными и политическими иллюзиями, она заменила эксплуатацией открытой, бесстыдной, прямой, черствой, – писали о буржуазии Маркс и Энгельс. – Врача, юриста, священника, поэта, человека науки она превратила в своих платных наемных работников». Как об идее, перевернувшей Древний мир, «Манифест» говорил и о христианстве, победившем отжившие свое религии. С этими словами, пожалуй, мог бы согласиться даже самый ревностный католик. Но не со взглядом на исторический процесс, в котором всему священному суждено быть низвергнутым, когда «люди приходят наконец к необходимости взглянуть трезвыми глазами на свое жизненное положение и свои взаимные отношения». И не с коротким определением учения Церкви о социальной справедливости: «Христианский социализм - это лишь святая вода, которою поп кропит озлобление аристократа».

Неудивительно, что одним из главных оппонентов новой идеологии стал Святой престол. Еще за два года до выхода «Манифеста» папа Пий IX (день памяти которого отмечается 7 февраля) обличил «неслыханную» коммунистическую доктрину, «отрицающую самый естественный закон», в «Qui pluribus» – своей первой энциклике. «Если бы эта доктрина была принята, последовало бы полное уничтожение всех законов, правительства, собственности и даже самого человеческого общества», – предостерегал верующих папа. А в «Quanta cura» в 1864 году он уже прямо полемизировал с патриархами коммунистического движения, порвавшими со всякими идеями эксплуататорского прошлого. «Преподавая и исповедуя самые фатальные ошибки «коммунизма и социализма», утверждают, что «общество или семья основывают весь принцип своего существования только на гражданском праве; следовательно, только от гражданского права зависят права родителей на своих детей и особенно на обеспечение образования, – писал Пий IX. – Они не прекращают злобно атаковать клир, как светский, так и регулярный, от которого (как свидетельствуют самые надежные памятники истории), так много почерпнуло христианство, цивилизация и литература, провозглашая, что «враждебное к истинному и благотворному продвижению науки и цивилизации духовенство должно быть лишено права и обязанности обучать и воспитывать молодежь».

Впрочем, современную ему эпоху понтифик, как и коммунисты, называл временем великих потрясений для христианства – и так же, как и оппонентам, ему пришлось сразиться с буржуазным национализмом. Значительная часть его понтификата была посвящена борьбе за папскую область с объединенной Италией, в которой Пий IX потерпел поражение. Зато утвердил догмат о непогрешимости пап.

Менявшееся общество требовало новых идей – и во время бурной «Весны народов» оформилась самая радикальная из них, не только сметавшая на своем пути монаршии престолы, но и претендовавшая на роль всеобъемлющей и непогрешимой идеи нового мира.