Декабристы на Голгофе

Приговоренным к повешению декабристам пытались заглянуть в душу священники, но раскаяния перед властью не нашли. Кадр из фильма «Звезда пленительного счастья». 1975

В наше время мало кто вспоминает о выступлении декабристов, происшедшем 190 лет назад. Их восстание уже не считается жертвенным подвигом. Почти забыто их ратоборство с Наполеоном, редко вспоминают их жен, ставших идеалом русской женщины. Более того, декабристов отнесли к опасным мечтателям, чей бунт будто бы накликал революционную смуту следующего столетия, заявляют нынешние официозные историки.

Но ведь главное в настрое декабристов – ненависть к рабству, в котором томился народ, спасший мир от тирании Наполеона. Стоит обратиться к архивам, хранящим свидетельства о массовом изуверстве помещиков над крестьянами. Порядочному и сильному человеку трудно было удержаться от протеста.

У церковных консерваторов к декабристам особая неприязнь, ведь, будучи в массе своей масонами, они пошли против православного царя. Государство и Церковь вновь единодушны, как при декабристах, на чье усмирение бросили артиллерию и служителей алтаря.

Незадачливые миротворцы

14 декабря 1825 года с утра на Сенатской площади Петербурга стали выстраиваться войска: то были восставшие – декабристы. Весть о бунте стремительно облетела город. Масса зевак хлынула к площади: «Чиновный люд, торговый люд, разносчики, попы», – писал Николай Некрасов («Русские женщины»).

Николай I, едва вступивший в императорские права, был потрясен. В этот день планировался молебен в Зимнем дворце с участием двух митрополитов: столичного Серафима (Глаголевского) и Евгения (Болховитинова) из Киева. Но планы пришлось срочно менять.

Послать к мятежникам иерархов стало последней надеждой царя. Подтвердить правильность присяги Николаю, смирить восставших – такой была инструкция митрополитам. Облаченных к молебну, их посадили в карету вместе с двумя дьяконами. Глаголевского сопровождал Прохор Иванов. На запятки встал флигель-адъютант, доверенное лицо императора. Не с тем ли, чтоб удержать иерархов от желания уклониться от миссии? От подъезда, где Иорданская лестница, карета поехала вдоль Невы.

По дороге их остановили. Подошел князь Дмитрий Цицианов, обратился к Глаголевскому: «Чего… старый дурак, тут делаешь? Ступай в лавру…» (Цит. по: Смирнова-Россет А.О. Дневник... М., 1989. С. 141.) Но двинулись дальше.

У площади встали. Некто Штосс, надворный советник, «принял» Глаголевского из кареты и, желая «содействовать», повел его под руку к месту, где «столпились мятежники» (РГИА. Ф. 815. Оп. 16. Д. 927. Л. 1).

Ярко маячили саккосы иерархов, сверкали бриллианты на митрах и панагиях. Парчовые стихари дьяконов были тоже ярки. Митрополиты несли кресты.

Декабрист Михаил Кюхельбекер попытался остановить «миротворцев», призвав Глаголевского, первенствующего члена Синода: «Послушайте… здесь идет дело политическое. Вы сами знаете, что в эти дела нечего вмешивать религию. Вы тут ничего не сделаете, а только раздразните людей, и, пожалуй, в вашем лице еще оскорбят религию... я вам советую дальше не ходить, а идти с богом домой» (Цит. по: Завалишин Д.И. Записки декабриста. Т. II. СПб. – М., 1904. С. 197–198). Иерархи были в нерешительности, чуть не повернули назад.

Но двинулись дальше. Несколько неуверенных шагов – и митрополиты оказались перед каре бунтарей. Глаголевский стал говорить о законности присяги Николаю, уговаривал разойтись, чтобы избежать пролития крови. Кто-то ударил в барабан, заглушая его речь. Из каре стали кричать: «Какой ты митрополит, когда на двух неделях двум императорам присягнул. Ты – изменник… Не верим вам, пойдите прочь!.. Дело не ваше: мы знаем, что делаем. Нам попов не надо». Едва ли не к площадной брани прибег Петр Каховский. Речь Глаголевского оборвал Евгений Оболенский, глава штаба восстания.

Тем временем к бунтарям подошло подкрепление. Раздались выстрелы. Услышав их, «миротворцы» заспешили к пролому в заборе, окружавшему строящийся Исаакиевский собор, и вскоре скрылись. Фигурка Глаголевского была особо жалка. Карета была брошена. Путь к ней преграждал народ, окруживший каре. Встречи с «чернью» иерархи боялись. Наняли двух извозчиков и объездом вернулись во дворец. Здесь Глаголевский подытожил: «Обругали и прочь отослали» (Исторический вестник. 1905. № 1. С. 169–171).

Испуг митрополитов подтверждают источники. Они «трепетали от страха», вспоминал декабрист Михаил Фонвизин («Записки Фонвизина»). «Осторожным до трусости» аттестовал Глаголевского синодальный секретарь Филипп Исмайлов. Как бы то ни было, «миротворчество» служителей алтаря провалилось, и царь прибег к артиллерии.

Гость нашей страны Астольф де Кюстин утверждал: «В России волнение, которое не в силах усмирить духовная власть, считается серьезным».

«Сребреники» полкового священника

В России волнение, которое не в силах усмирить духовная власть, считается серьезным. Карл Кольман. Восстание декабристов. 1830-е годы

Восстанием в Петербурге декабризм не исчерпался. 29 декабря 1825 года восстал Черниговский полк в Украине. К бунту примкнул полковой священник, 25-летний Даниил Кейзер.

30 декабря, под началом подполковника Сергея Муравьева-Апостола, две мятежные черниговские роты прибыли в город Васильков близ Киева. Подполковник сразу вызвал к себе Кейзера, дав ему при встрече 200 рублей.

31 декабря священник отрабатывал взятые деньги: в кругу мятежных рот и перед собравшимся народом совершал в церковном облачении молебен и читал составленный восставшими революционный «Катехизис», в котором говорилось, что «царям земным быть не должно и поминают их в церквах… единственно для обмана народа» (РГИА. Ф. 796. Оп. 107. Д. 199. Л. 7 об.). Муравьев по убеждениям был республиканец.

Затем, верхом на лошади, подполковник сам внушал солдатам, что царей земных точно нет: «Ребята! Будьте верны и служите единому Царю Небесному…» В ответ прозвучало: «Рады стараться до последней капли крови!» Наконец раздалась команда, и восставшие двинулись с площади.

На часть от полученных 200 рублей Кейзер должен был купить повозку, чтобы сопровождать восставших, однако предпочел остаться в Василькове.

Позже арестованный, он оправдывался, но Синод подчеркнул: «Не мог он… не понять цели, с какой Муравьев дал ему 200 рублей… Для чего же брать деньги от… человека, которого преступные замыслы были уже всем известны». Лишенный сана, Кейзер предстал перед военным судом.

Допрос на исповеди

Едва подавили восстание и бунтарей заперли в Петропавловской крепости, как началось следствие. К сыску привлекли духовенство. Сначала к декабристам был приставлен клирик Петропавловского собора протоиерей Стахий Колосов. Власть доверяла ему, ведь он имел опыт доносительства. В 1814 году он донес на жену церковного сторожа, «виноватую» в том, что рассказывала о своих «чудесных» сновидениях (РГИА. Ф. 815. Оп. 16. Д. 675).

Постепенно узники поняли цель священников, которые «трудились» в крепости. Вспоминает декабрист Михаил Бестужев, проведший много дней в заточении: «Отворились двери моей тюрьмы (в Петропавловской крепости. – «НГР»). Лучи… солнца упали на седовласого старика в священническом облачении… Спокойно, даже радостно я пошел ему навстречу – принять благословение, и, принимая его, мне казалось… я уже не во власти этого мира… Он сел на стул, указывая место на кровати. Я не понял его жеста и стоял перед ним на коленях, готовый… [к] исповеди… «Ну, любезный сын мой, – проговорил он… вынимая из-под рясы бумагу и карандаш. – При допросах ты не хотел ничего говорить; я открываю тебе путь к сердцу милосердного царя, этот путь есть чистосердечное признание…» С высоты неба я вновь упал в грязь житейских дрязг. В служителе алтаря… должен был признать… презренное орудие деспотизма, сыщика в рясе!.. Я поднялся с колен и с презрением сказал: «Постыдитесь… что вы… решились принять на себя обязанность презренного шпиона». «Я сожалею о тебе», – сказал он… и вышел» (Бестужев М.А. Мои тюрьмы // Воспоминания Бестужевых. М., 1981. С. 107–108).

Доносами не гнушались и видные архиереи. Сохранился любопытный документ от 8 февраля 1826 года, где сказано, что архиепископ Московский Филарет (Дроздов) сообщил в Синод о сельском дьячке Василии Николаеве, который, вернувшись из Москвы 28 января, «разглашал соседям, что в Москве будет революция» (РГИА. Ф. 796. Оп. 107. Д. 331. Л. 1). Понятно, что проповедь Николаева была отзвуком 14 декабря, и Дроздов должен был вмешаться. Но разве сам митрополит был не в состоянии разобраться с простым дьячком, не отдав его на жестокую расправу государственному сыску?

К лету 1826 года следствие по делу декабристов в основном завершилось. Манифестом от 1 июня был создан Верховный уголовный суд для расправы над бунтарями. От Синода в него вошли: Серафим (Глаголевский), Евгений (Болховитинов), архиепископ Авраам (Шумилин). Есть документ, где иерархи выразили свое мнение: «Согласуемся, что сии… преступники достойны жесточайшей казни… но поелику мы духовного чина, то к подписанию сентенции приступить не можем» (Восстание декабристов. Документы. Т. XVII. М., 1980. С. 296).

Таким образом, Николай получил одобрение Церкви, окрепнув в своем палаческом настрое, ведь «жесточайшие» меры предлагали иерархи. Можно подумать, что в Верховном суде исключалось инакомыслие. Но нет: ничто не сдержало другого судью – графа Николая Мордвинова – выступить против казни декабристов, за что он, кстати, так и не поплатился.

В служении тирании

В Петропавловской крепости соорудили виселицу для пятерых: Павла Пестеля, Петра Каховского, Кондратия Рылеева, Сергея Муравьева-Апостола, Михаила Бестужева-Рюмина. На казни присутствовал священник.

Узнав, что пятеро декабристов повешены, Николай сразу же поспешил в храм. 14 июля на Сенатской площади совершили «искупительное богослужение» и «благодарственное молебствие», сообщил монарх в письме своему брату. К этому дню Глаголевский подготовил «Последование благодарственного… пения…» «Спасителю нашему… благодарение… – читали Последование на площади, – яко от неистовствующей крамолы, злоумышлявшей на испровержение веры… и престола… явил… заступление… Свое» (РГИА. Ф. 796. Оп. 107. Д. 468. Л. 8 об.).

Затем «благодарили» в Москве и других местах. У Александра Герцена в «Былом и думах» есть такие слова: «Победу Николая над пятью торжествовали в Москве молебствием. Середь Кремля митрополит Филарет благодарил Бога за убийства. Вся царская фамилия молилась…» Этот молебен состоялся 19 июля 1826 года.

Часть других осужденных декабристов планировали заточить в Соловецкий монастырь. Но предпочли худшее – Сибирь, нерчинские рудники, мстя мятежникам, попутно пугая вольнодумцев. Учли и то, что рудники были дальше от столиц, чем Соловки.

Надо сказать, что в царской России монастыри играли также и роль тюрем, где узники томились в бесчеловечных условиях. Несколько декабристов туда все же попали: в Соловецкий, Суздальский Спасо-Евфимьев, и не только. Так что знаменитый СЛОН (Соловецкий лагерь особого назначения) мог возникнуть задолго до большевиков, еще в годы «торжества православия».

Одних молебнов оказалось мало, так же как участия священнослужителей в следствии и суде. Желая развенчать бунтарей, царь по-прежнему надеялся на духовных лиц. И те не заставили себя ждать. Вновь подключился Евгений (Болховитинов). Точно исполняя правительственный заказ, он проповедовал против декабристов, опускаясь до резкого тона, ругал их за апологию равенства, оправдывая крепостное рабство, царящее в стране. Не случайно декабрист Михаил Лунин утверждал, что «Церковь в Российской империи есть одно из… установлений, посредством которых управляют народом. Служители Церкви – …прислужники государя».

Но не все так просто. Некоторым духовным лицам, связанным с заточенными бунтарями, однозначную оценку не дашь. Накануне казни Кондратий Рылеев писал жене: «Я просил нашего священника, чтобы он посещал тебя». Здесь говорится о священнике Петре Мысловском, клирике Казанского собора в Петербурге. Именно он был избран властью для контактов с декабристами (после первой неудачной попытки назначить духовника). Подследственные немало общались с ним. У них разные о нем отзывы, большей частью хорошие. На общем фоне духовенства Мысловский вызывал чаще симпатии. И власть понимала: именно такой священник может сломить волю подследственных. Трудно сказать, инструктировался ли Мысловский в этом плане, был ли участником политического сыска. Но на бунтарей влиял существенно. Есть свидетельство, что после казни пятерых, сочувствуя им, облаченный в черную ризу, он искренне молился о них в соборе, возглашая имена: Павла, Петра, Кондратия, Сергея и Михаила. Тем не менее в конце 1826 года Мысловского произвели в протоиереи.

Но тон задавали другие духовные лица, чьи заслуги перед властью, включая «миротворческий подвиг», были высоко оценены. Глаголевский получил «высочайший» рескрипт с благодарностью монарха, а также панагию с бриллиантами. Примерно в то же время ему вручили золотую медаль в память об Александре I. Болховитинову дали орден Андрея Первозванного, высшую награду империи. Упомянутого Дроздова вскоре после коронации Николая I, 22 августа, произвели в митрополиты. Царь знал, кто служит оплотом его самодержавной власти.  

Церковь декабристов

Митрополит Читинский и Петровск-Забайкальский Владимир (Самохин) 11 декабря с.г. призвал депутатов региона содействовать передаче епархии здания «церкви декабристов», где сейчас расположен музей. «Убежден, что поддержка депутатским корпусом воссоздания в здании «церкви декабристов» действующего православного храма станет явным свидетельством готовности к конструктивному взаимодействию государственной власти края и Забайкальской митрополии», - заявил архиерей на Рождественских парламентских встречах в законодательном собрании Забайкальского края. Он напомнил, что в 1985 году в историческом здании храма Архангела Михаила был открыт Музей декабристов. В 1992 году депутаты области приняли решение о возвращении этого храма Церкви после определения места размещения экспозиции музея. «Прошло 23 года, но храм по-прежнему, как все мы знаем, удерживается музеем», - констатировал митрополит. Храм был возведен в 1776 году. Многие декабристы во время ссылки венчались здесь, крестили детей, отпевали своих родственников. Недавно забайкальские казаки выступили с предложением вернуть здание Церкви. По информации «Интерфакс-религии»