Преображение дикой свободы

Истина, объявили просветители, проявляется в свете разума. Гравюра Бенуа Луи Прево. 1804

Нынешний 2015 год во многих отношениях является «годом круглых дат», в той или иной степени связанных с целым рядом глобальных проблем, касающихся существенных вопросов духовной и, в частности, религиозной жизни. Столь удачное сочетание позволяет, что называется, вспомнить истоки (а заодно и плоды) некоторых кажущихся незыблемыми истинами идей, бытующих в сфере духовного устроения современной цивилизации.

Начать, наверное, имеет смысл с несколько «затерявшегося» в турбулентности современного мира события – а именно с 300-летия эпохи Просвещения. Ведь именно три столетия назад, в сентябре 1715 года, крупнейший идеолог и непревзойденный идеал абсолютизма, «король-солнце» Людовик XIV преставился на суд к единственному мыслимому Абсолюту. А уже через несколько месяцев во французской печати начали выходить в свет первые произведения, совокупность которых последующие исследователи назовут «трудами французских просветителей». Трудами, перевернувшими традиционное мировоззрение всей континентальной христианской цивилизации.

Идеи французского Просвещения составляют доминирующий интеллектуальный фундамент всей континентальной европейской социальной эпохи Нового и Новейшего времени. Великая французская революция и марксизм, социал-демократия и либерализм, Франкфуртская школа и «новые левые» – все это имеет в своей основе идеологию Просвещения. Строго говоря, основы этой идеологии в той или иной степени известны практически каждому современному жителю северной части Старого и Нового света. Это естественность (природность) прав и свобод человека, с точки зрения континентальных мыслителей эры Просвещения и их идейных последователей, прямо вытекающая из постулируемого без доказательств тезиса о принципиально благом характере человеческой природы как таковой. Согласно «догматам» Просвещения, для создания достойных условий жизни людей достаточно их просто «просветить». Этой цели, собственно, и служил основной, фундаментальный компендиум идей всей эпохи Просвещения – знаменитая Французская энциклопедия.

Интересно, что практически одновременно с Французской вышла не менее известная Британская энциклопедия. Причем если первая так и осталась «памятником эпохи», то вторая уже почти 250 лет остается едва ли не самым популярным «сводом реальных знаний обо всем». Может быть, секреты этой популярности заключаются в том, что знания островной энциклопедии (в отличие от энциклопедии континентальной) всегда отличались своим реализмом? Ведь в отличие от «просвещенных» французских мыслителей «галантного века», авторам «Британники» обычно не приходило в голову рассуждать, к примеру, о «благости дикой, природной, первобытной жизни». Напротив, уже в годы французской революции знаменитый англо-ирландский политический мыслитель Эдмунд Бёрк, критикуя наивные руссоистски-революционные представления о «свободе, равенстве и братстве», сравнивал последствия их практического воплощения как раз с торжеством дикости над цивилизацией. Впрочем, в те годы «плоды просвещения» (в виде революционного террора и непрерывной череды общеевропейских войн) уже говорили сами за себя (точно так же, как столетие спустя новый, невиданный ранее по масштабам террор свидетельствовал о «торжестве светлых идеалов коммунизма»).

Общеизвестно, что «догмат» французских просветителей о благости человеческой природы был, по сути дела, протестом против западно-христианского (исходно – католического) учения об изначально злом (с духовной точки зрения) характере падшего человеческого существа. Такое представление, как известно, было свойственно не только католическим, но и многим другим «правым» мыслителям нашего (да и не только нашего) континента. Но если человек по природе своей зол, то такого «лихого» человека прямо-таки необходимо держать в узде, в том числе в узде духовно-религиозной. Именно к этому в свое время призывали многие «правые» мыслители и политики-практики – от Меттерниха до Победоносцева…

Именно сейчас самое время вспомнить о бесполезности такого рода «держания в узде». Тем более что для этого имеется прекрасный повод – 110-летний юбилей изданного в 1905 году указа императора Николая II «Об укреплении начал веротерпимости». Стоит отметить, что именно этот указ (формально адресованный в основном иноверным и инославным), фактически положил начало процессу пробуждения подлинных духовных сил отечественного православия, результатом которого стал Поместный собор 1917–1918 годов. Ведь Церковь святых Филарета Московского (отказывавшего освящать идущие вразрез с православием начинания императорской власти), Феофана Затворника (без устали предупреждавшего о том, что казенный формализм в нашей стране чреват революцией), оптинских старцев и российских новомучеников никогда не поддерживала узду, кнут, кандалы и прочие инструменты доктрины «тащить и не пущать». Эта Церковь следовала новозаветным словам – «где Дух Господень, там свобода».

Принципиальная, жизненная важность свободы – это то, к воспоминанию о чем побуждает человечество третья юбилейная дата этого года – 70-летие создания Организации Объединенных Наций. Ведь, как известно, само появление Объединенных Наций стало результатом победы всех людей и стран доброй воли в борьбе с глобальными силами зла, подлинными «предтечами антихриста», стремившимися к установлению человеконенавистнического режима мирового господства. Мир после этой великой Победы, как верно отметил в своем выступлении на Генассамблее ООН Владимир Путин, – это мир, краеугольным камнем которого являются ценности «свободы, свободного выбора своей судьбы для каждого человека, для народа, для государства».

Конечно, вопрос о том, «что есть свобода», является для религиозной философии не менее давним и трудным, чем знаменитый пилатовский вопрос «Что есть истина?». И здесь обиходному (в том числе и обиходно-правовому) ответу, гласящему, что «свобода есть возможность поступать по своему усмотрению», противостоит ответ духовно-интеллектуальный, который исходит из понимания того, что свободу необходимо не только реализовывать, но и сохранять – сохранять по законам этого мира. Причем делать это можно только осознанно. Отсюда знаменитое гегелевское определение свободы как осознанной необходимости. Отсюда классическое, идущее еще со времен античности и всегда сохранявшееся в восточном православном христианстве понимание того, что человеческая природа изначальна благая, добрая, но в нынешнем своем падшем состоянии подвержена злу. Отсюда, наконец, понимание необходимости преображения и возрождения в себе образа и подобия Божьего как задачи всей жизни для каждого разумного человеческого существа (именно вокруг этой задачи и были сосредоточены искания всей русской религиозной философии XIX–XX веков).