Затворник из Тагила

На просторах от Перми до Екатеринбурга староверы по многу лет оставались без архиерейского управления. Фото 1890-х годов

Набоков как-то заметил: «Проживи Пушкин еще два-три года, и у нас была бы его фотография». Многие друзья и современники Александра Сергеевича успели запечатлеться на дагерротипах и фотографиях – Вяземский, Гоголь, Пущин. Сохранились фотопортреты Натальи Николаевны – вдовы поэта.

Человек без лица

Не гнушались модным увлечением и староверы. С середины XIX века купцы охотно фотографировались с чадами и домочадцами. В 1876 году фотоателье «Шерер, Набгольц и К±» выпустило роскошный альбом снимков с видами и интерьерами храмов старообрядческого Рогожского кладбища в Москве.

Фотографировалось и духовенство Древлеправославной старообрядческой церкви. Антоний (Шутов), первый архиепископ Московский и всея Руси, неоднократно запечатлен на фотопортретах – в святительском облачении и в иноческом, один и со своим архидиаконом Варлаамом.

Среди многочисленных фотографий архиереев, священников и диаконов мы не находим только портрета Константина, епископа Оренбургского и Пермского. Судьба его была столь несчастлива, что не только облик, но даже точная дата его рождения стерлась из людской памяти.

Будущий святитель Козма Сергеевич Коровин родился в 1820-х годах. Хотя наиболее вероятной датой его рождения надо считать 1816 год. Ведь в 1881 году в одном из писем епископ сообщал о себе: «От роду имею 65 лет».

Козма родился в семье староверов в Верхнетагильском заводе. Теперь это город Верхний Тагил в Свердловской области. В XIX веке здесь существовали две старообрядческие обители – мужской скит схимника Лаврентия и женский скит схимницы Дорофеи. В 1820-х годах при заводе жил священноинок (иеромонах) Иларий.

Сергей Коровин был очень богатым человеком и значительным лицом – служил смотрителем лесов и хлебным запасчиком. Благодаря этому его сын Козма был освобожден от тяжелых заводских работ. Впрочем, у него с детства было слабое здоровье. Он рос тихим и болезненным мальчиком.

Козма получил хорошее домашнее образование. В молодости служил писарем при заводской конторе. Свободное время посвящал чтению, переписке и переплету церковных книг.

Несомненно, это был начитанный и умный христианин, склонный к уединению и размышлениям. Он не женился и до самой смерти жил при родительском доме в особой келье.

По утверждению одного из священнослужителей государственной синодальной Церкви, в конце 1850-х годов Козма около года провел в екатеринбургской тюрьме. Якобы за кражу золота. Но эти сведения нуждаются в проверке. Скорее всего, это клевета.

В XIX веке апологеты и миссионеры синодальной Церкви использовали все способы в борьбе с «конкурентами» – епископами и иереями Старообрядческой церкви. Не брезговали и клеветой. Признанным мастером этого жанра был Павел Мельников (Андрей Печерский). Не только автор знаменитых романов «В лесах» и «На горах», но и правительственный чиновник «по борьбе с расколом». Его бойкому перу принадлежат «Очерки поповщины» – исторические статьи, в которых все выдающиеся деятели старообрядчества – архиереи, священники, иноки и начетчики – представлены пьяницами, блудниками и ворами.

Не гнушался клеветы и Николай Субботин, профессор Московской духовной академии. В издаваемом им журнале «Братское слово» неоднократно печатались материалы, порочащие видных деятелей староверия. Например, в 1891 году в журнале была помещена заметка о Мефодии (Екимове), епископе Томском и всея Сибири. Якобы он когда-то крал коней, был пойман, осужден и по народному обычаю проведен по деревенским улицам в хомуте. Епископ Мефодий, почтенный старец, претерпевший много гонений от светских и духовных властей, пришел в ужас, прочтя эту заметку. С горечью он писал архиепископу Савватию: «Нам перед ними, врагами нашими, никогда не оправдаться. Они, враги Христовой Церкви древлеправославной, подобны как древле иудеи на Христа Бога».

Две хиротонии 

и один арест

Козма Коровин не нуждался в оправдании перед земляками. Все в Верхнем Тагиле знали, что он живет в отцовском доме жизнью затворника-книжника. Все также знали, что он человек кроткий, скромный и набожный.

Этими добродетелями – благочестием и начитанностью – Коровин обратил на себя внимание Геннадия (Беляева), епископа Пермского. В 1859 году он постриг Козму во иночество, нарек Константином и рукоположил в иерейский сан. Так на страницах летописи староверия появился новый герой – священноинок Константин.

Он устроил в одной из комнат родительской избы моленную – домовую церковь, где тайно совершал богослужения, на которые собирались соседи.

Между тем власти начинали всероссийскую облаву на старообрядческое духовенство. На праздник Николы Чудотворца 6 декабря 1862 года епископ Геннадий был схвачен в Екатеринбурге в доме купца Чувакова прямо во время торжественного богослужения.

В эти же дни важные события происходили на Миасском заводе (ныне это город Миасс Челябинской области). Сюда прибыл Пафнутий (Шикин), епископ Казанский, выдающийся проповедник и защитник старой веры. По поручению священноначалия Древлеправославной церкви он поставил в Миассе двух епископов. Первым 6 декабря 1862 года был рукоположен Савватий (Левшин), будущий архиепископ Московский и всея Руси. А 8 декабря Пафнутий и Савватий рукоположили верхнетагильского затворника Константина.

Савватию было поручено управление Сибирской епархией, Константину – Оренбургской. Однако по слабости здоровья он не поехал в Оренбург, а вернулся в отчий дом.

Между тем Пермская епархия надолго осталась без управления. Геннадий томился в темнице. В 1863 году епископ был посажен в страшные казематы суздальского Спасо-Евфимиева монастыря. Он вышел оттуда только в 1881 году.

Уральские староверы, поняв, что надолго лишились архиерейского управления, ходатайствовали о новом епископе. Для этого в ноябре 1863 года из Екатеринбурга в Москву ездила инокиня Лариса (Сырейщикова). Но дело затянулось. Лишь в начале 1864 года архиепископ Антоний поручил временное управление Пермской епархией епископу Константину.

Вскоре тот разделил участь Геннадия. В марте 1864 года власти начали охоту и на него.

Впервые Константин чуть не попался в руки полиции 15 марта 1864 года. В этот день он вместе со своим помощником архимандритом Викентием (Носовым) служил литургию в доме купца Чаусова в Нижнетагильском заводе (теперь это город Нижний Тагил Свердловской области).

Буквально перед тем, как нагрянула полиция, архиерей вышел из комнаты, где совершалось богослужение, и успел скрыться. А архимандрит попался. Вместе с ним в руках властей оказались важные улики – церковные книги, облачения священнослужителей, антиминс, архиерейский жезл, напрестольный крест и пр.

Полицейские приняли Викентия за епископа Константина, отправили в Пермь и заточили в тюрьму. В письме архиепископу Антонию архимандрит жаловался: «Посадили меня в замок. Держат меня в секретной [камере] день и ночь на замке. До ветру водят за конвоем».

Перепуганный Константин уехал в Верхний Тагил. Здесь 3 мая 1864 года он все же попался в руки властей.

Епископ Геннадий (Беляев) дал Коровину «путевку в священничество» и на муки. Фото из архива автора

Охота на архиерея

Охотились на архиерея по всем правилам ловчей премудрости. Сначала местный священник Топорков донес властям о том, что старообрядческий епископ укрывается у себя дома. Тогда за дело взялся уездный исправник Грен.

К Константину был подослан разведчик – местный церковный староста. Он пришел в дом Коровиных под предлогом заказа для храма нескольких рукописных экземпляров разрешительной молитвы, читаемой над покойником. Увидев, что архиерей в своей келье, староста сообщил об этом Топоркову. Священник известил Грена. Тот вызвал отряд солдат и казаков, перекрыл все выезды из Верхнего Тагила и поставил на дорогах секретные караулы. Одновременно исправник подготовил лестницу на случай штурма.

Рано утром 3 мая избу Коровиных оцепили солдаты и казаки. Их шумный приход разбудил сестер епископа. Они глянули в окно, увидели толпу и поняли, что происходит что-то неладное. Казаки стучали в ворота и требовали впустить их. Но сестры не открыли. Тогда казаки приставили лестницу к забору и так проникли во двор. Они открыли ворота и впустили исправника.

Сестры Константина пытались задержать непрошеного гостя, приглашая его в дом. Но исправник быстро и решительно двинулся к келье архиерея. Слыша людской говор и не понимая, что произошло, епископ вышел па улицу, изумился, растерялся и не знал, что делать.

Грен вошел в келью и осмотрел ее. Затем прошел в моленную. Здесь он увидел под иконами иноческое облачение – мантию и камилавку. Потом обнаружил узелок со священническими принадлежностями – епитрахилью и поручами, и письма на имя епископа Константина.

Пришел Топорков. Он стал допрашивать архиерея, откуда у того иноческое облачение, епитрахиль и поручи. Епископ был так напуган, что не нашел ничего лучшего, как солгать. Он сказал, что это облачение инокини Дорофеи.

Священник засмеялся:

– Она девица, а ты холост. Можно думать, что кто-либо застал вас здесь на худом зазорном деле. Не рекомендует тебя это!

Константин растерялся и молчал.

Тогда Топорков стал допытываться, не украл ли Коровин епитрахиль и поручи из какой-нибудь церкви.

– Не украл я их нигде. И они не мои, а оставил их у меня один наш священник, – оправдывался епископ.

Тогда Топорков спросил, что значат найденные письма на имя епископа Константина. Может быть, Козма Коровин и есть епископ Константин?

– Ты знаешь мое имя, – растерянно отвечал архиерей.

Во время допроса Грен обыскивал дом, келью, моленную, подпол и дворовые постройки. Были найдены иконы, рукописные и печатные книги. Но ничего, что свидетельствовало бы о святительском сане Константина.

Архиерея взяли под стражу. Он только успел проститься с родными и сказать, что с ними более уже не увидится. Константина под конвоем повезли в Екатеринбург, а оттуда в Пермь. В тамошней тюрьме он пробыл до окончания следствия.

В Перми епископа допросил губернатор Лашкарев. Нелишним будет заметить, что в 1864 году при Лашкареве в Перми была построена лютеранская кирха. В Российской империи свобода вероисповедания, возможная для лютеран, была совершенно невозможна для старообрядцев.

На допросе запуганный Константин снова солгал: он не архиерей, а простой мирянин. Однако ему были представлены письма, в которых он упоминался как епископ, и антиминс из Нижнего Тагила, подписанный им. Кроме того, на очной ставке архимандрит Викентий назвал Константина архиереем.

На поруки волостного правления

Малодушие епископа Константина и его отречение от сана стали известны старообрядческим архиереям Антонию, Пафнутию и Савватию. С горечью они писали уральским староверам: «Советуем ему от всея искренности братской нашей любви для его же пользы душевной и телесной переменить свое показание и сознать себя в том звании, которое на него божественною благодатию возложено».

Но архиерей не внял совету. В письме владыке Антонию он оправдывался: «Хоша я и огорчил вас отриновением бывшего вашего совета к прямому показанию, но приношу в том извинения. Верьте, силы моей на то не достает, и не нахожу способности, и не предвижу ничего полезного. Поэтому остаюсь при своем первом скрытом пок[азании]».

Следствие тянулось два года. Все это время епископ Константин находился в темнице. Престарелый отец хлопотал об освобождении сына, истратил на это все средства, но не получил желаемого.

Лишь 14 июня 1866 года по распоряжению полицейского управления архиерей из тюрьмы был «отпущен на поруки Верхнетагильского волостного правления» и вернулся домой. Его вынудили дать подписку, что впредь он не будет именоваться епископом.

В июле Константин отправил архиепископу Антонию письмо, в котором признал себя «решительно виновным пред Господом Богом» в «великом преступлении» – отречении от сана. На это епископ получил следующий ответ: дело о его отречении будет рассматривать церковный Собор, а пока ему преподавалось «дозволение на совершение божественной службы точию в домовой церкви, в своей келии, без огласки, и принимать на исповедь усердствующих к вашей личности духовных детей».

Окончательно дело Константина решилось 30 ноября 1867 года. Екатеринбургский уездный суд постановил: «За обращение Козьмой Коровиным одной из комнат своего дома в публичную молельну без оказательства соблазна для других, хотя следовало бы подвергнуть взысканию по 206 ст. улож. о наказ. изд. 1866 г., но так как по делу не обнаружено, что это действительно была публично молельня и служила бы сборищем для раскольников с совершением службы по их обрядам, то от этого взыскания его освободить».

Тюремное заключение так сильно напугало архиерея, что он совершенно устранился от всех церковных дел. Епископ жил у родителей и предавался своему излюбленному занятию – чтению. Дома у него была хорошая библиотека, состоявшая не только из старинных славянских, но и из современных русских книг.

Однако с 1872 года священноначалие Древлеправославной церкви стало требовать от Константина, чтобы он вернулся к управлению епархией. На следующий год его вызывали в Москву для объяснения на Соборе. Неизвестно, ездил архиерей в Москву или нет, но с середины 1870-х годов он снова занимается делами епархии.

Между тем епископу тяжело жилось в Верхнем Тагиле. Он не мог часто выезжать из дома. За ним был установлен надзор полиции и местного синодского духовенства: приходского священника, благочинного в Невьянске и окружного миссионера. Последнему с почты сообщали о письмах, приходящих для епископа, даже если они приходили на имя доверенных лиц.

Поэтому делами епархии Константин занимался с большой осторожностью. В этом ему помогал отец. Он возил в Екатеринбург и обратно разные церковные бумаги.

В 1876 году архиерей жаловался в письме епископу Савватию: «Мое здоровье весьма слабо. И до Екатеринбурга невозможно съездить, а проживание все одинаково в стеснении. Кое-как под промыслом Всевышнего Бога пребываю. Всюду донесение и караулы со стороны духовенства. И даже решаются подсылы делать на поджог моего дома. Желают совершенно истребить от земли живых».

Однако это не мешало архиерею проповедовать старую веру. В Верхнем Тагиле несколько прихожан синодальной Церкви приняли старообрядчество и стали приходить на молитву в домашний храм Коровиных. Но все равно заводской приход был маленьким – не больше 10 дворов и семейств.

«С трудом исполняю 

обязанность»

В январе 1881 года епископ Константин написал одно из последних писем. Оно адресовано знаменитому начетчику Анисиму Швецову, будущему епископу Уральскому. Швецов не раз посылал епископу деньги. И вот, получив 20 руб., святитель писал: «Благодарю за такое ко мне сочувствие, что не оставляете меня в бедном положении, недостойного, не имеющего никаких средств на всегдашние расходы. И остаюсь в весьма слабом положении здоровья. От роду имею 65 лет, но болезнями отягощен. С трудом исполняю обязанность, только с помощью Всевышнего Бога».

Епископ Константин почил 18 сентября 1881 года, успев перед смертью принять схиму. Хоронить его приехали из Екатеринбурга священник Иоанн Попов и священноинок Трифилий (Бухалов), который недолюбливал усопшего за данную подписку. Он считал, что Константин, отказавшись именоваться епископом, отрекся от святительского сана.

К тому времени, когда Иоанн и Трифилий прибыли в Верхний Тагил, тело архиерея совершенно окоченело. Священноинок стал требовать, чтобы Константина хоронили как простого чернеца. Но собравшиеся староверы упросили хоронить его как епископа. Коровина погребли в Верхнем Тагиле на особом староверческом кладбище, «там, где прежде был женский скит».

В конце XIX столетия еще была жива сестра архиерея – Меланья Коровина. В 1894 году она привлекалась к ответственности «за устройство молитвенных зданий австрийской секты» на своем участке.

В начале ХХ века участок Коровиных вместе с домом, иконами и книгами епископа перешел во владение местной старообрядческой общины. Перед Октябрьской революцией на этом месте был выстроен храм. В это же время на кладбище еще можно было увидеть могилу святителя.

В наши дни в Верхнем Тагиле нет старообрядческой общины. Кладбище заброшено, а могила епископа Константина утеряна.