Валерий Вяткин
В году много церковных праздников, и каждый надо как следует отметить.
В.Г. Перов. Сельский крестный ход на Пасху. 1861. ГТГ. Фрагмент картины
Кто только не спаивал русский народ: и государство, и частные лица. При этом достаточно фактов участия дореволюционного православного духовенства в этом злодеянии. Подчас симфония Церкви и царского государства приобретала постыдные формы. Это необходимо учитывать в создании полной картины церковного прошлого, которая подтверждает прописную истину: нельзя идеализировать ни один социальный институт, заведомо отдавая ему предпочтение.
Корчма под орлами
Первый известный нам случай участия духовного учреждения в торговле спиртным таков – в 1678 году игумен Борщевского монастыря близ Воронежа получил разрешение царя Федора Алексеевича на продажу в казачьих городках на Дону, помимо прочего, четырех бочек пива, сваренного в монастыре.
Столь доходная статья, как производство спиртного, привлекала обители и в дальнейшем, при всем том, что в этом деле существовали определенные запреты. Так, при царе Алексее Михайловиче всем монастырям запретили держать «хмельное питье». Но даже в строгую эпоху Петра I некоторые представители православного духовенства запреты нарушали, например, священник Василий Симеонов, клирик Вологодской епархии, обвиненный в 1702 году в тайном курении вина (читай: водки). В 1716 году объявили свободное винокурение, но участие в нем духовенства по-прежнему не приветствовалось.
Понимая, что искоренение зла требует времени, власть шла на уступки, разрешая порой винокурение и духовенству. В 1727 году игумен Алексий (Петрина) с братией Киевского Златоверхого монастыря просил о праве продавать пиво, «мед» (здесь – спиртной напиток) и вино ради «монастырских нужд», которые, как известно, почти безграничны. Дело прошло через Правительствующий Сенат, где «златоверхим» разрешили сбывать зелье беспошлинно. Правда, установили квоту в 740 ведер в год, сверх чего уже требовалось платить пошлину. Но это вовсе не значит, что сверх 740 ведер монастырь не продавал. То были уступки для Малороссии с учетом традиций, сложившихся там.
Впрочем, делались уступки и для обителей Великороссии. В 1740-е годы подмосковному Троице-Сергиеву монастырю разрешили ввозить беспошлинно до 300 ведер вина (читай: водки). Добивались уступок и в винокурении. В 1733 году Святейший Синод просил императрицу Анну Иоанновну дозволить курить вино в архиерейских домах и монастырях, используя клейменые кубы и не нарушая лимитов, пообещав «жестоко истязать» возможных нарушителей порядка, если их установят. Просили о винокурении «про домовные нужды» (на нужды архиерейского дома). Но понятие это весьма растяжимое. Аргументом синодалов было то, что неучастие в производстве спиртного приносит «убыток немалой». В Синоде помнили, что в 1726 году по линии камер-коллегии, занимавшейся государственными сборами, духовенству в очередной раз временно разрешили винокурение. Рассмотрение дела затянулось. Резолюция кабинета министров датируется 18 сентября 1740 года. В ней говорится: «Понеже по прежним… указам… как Патриарху, так архиереям и монастырским властям вино курить запрещено, того ради и впредь о курении оного позволять невозможно».
Другая сторона дела – производство спиртного неофициально. В синодальном документе 1727 года сказано, что архимандрит Смоленского Авраамиева монастыря «в монастырском сельце… гонит вино на два котла, из которых только один орленый… да из монастырского хлеба выгнал вина двадцать пять станов и продал на сто пятьдесят рублей… решения же по тому делу преосвященным не учинено».
Для прекращения нелегального производства спиртного требовались серьезные меры. Но их принятие носило локальный характер. По предложению Сената Синод был вынужден в 1731 году запретить продажу вина в московских монастырях. В обителях в других губерниях ситуация почти не менялась.
Запреты действовали плохо. Криминальные факты повторялись. В 1753 году выяснилось, что архимандрит Калязинского монастыря близ Твери построил кабак в Никольской слободе, причем на свой «кошт», «в противность указам», соблазняясь размером «пьяных» доходов. Кабак был разломан, поскольку архимандрит задел интересы государства, ведь «для покупки казенных питей… никто не ходил».
Белое духовенство не отставало от монашествующих. В 1756 году Сенат сообщил синодалам, что священник из Смоленской епархии Иоанн Иванов, держа «корчемное вино» (тайно, незаконно продаваемое), оказал при обыске сопротивление. По свидетельству дьячка Алексия Пантелеимонова, собравшиеся во дворе Иванова «люди, до трехсот человек, в том числе той же церкви дьякон и вяземские купцы, учинили драку», факт которой подтвердила Корчемная канцелярия, занимавшаяся делами о «корчемном вине». Епископ Крутицкий Иларион (Григорович) пытался оправдать Иванова. Но указа Синода в архивном деле нет.
При императрице Елизавете Петровне был уличен в самовольном курении вина и «поп» из-под Тулы Алексий Андреев; «попа» же из Нижегородской епархии Василия Михайлова уличили в торговле «корчемным вином». В 1772 году «захвачен был с вином и обвинен после… обыска в корчемстве» дьякон из-под Серпухова Косма Иванов. Виновность доказали, и дьякон лишился сана.
Тем временем делались оригинальные «маркетинговые ходы», в чем отличился священник из Белгородской епархии Авксентий Попов. Он хранил «корчемное вино» в «оплетенных бутылках», о чем сообщил в Синод епископ Аггей (Колосовский). Есть и другие примеры.
Запрет на корчемство оглашался неоднократно. Но не все хотели его соблюдать. Нарушения не сводились к вине отдельных лиц. В 1750 году в Ново-Иерусалимском монастыре тоже нашли «корчемное вино» – в «шести сороковых куфах» (свыше 200 ведер). Все емкости были неклейменные, что подтверждало незаконность винокурения. Для изъятия спиртного Корчемная контора направила специальную команду. Но ей было «не токмо причинено в том монастыре препятствие, но уже вся та команда задержана под крепким караулом». А перед этим, как следует из письма Сената, команду избили. Возникли опасения, что ее заморят голодом.
В 1773 году в связи «с подрывом в казенных кабаках питей» Синод констатировал умножение в Киеве шинков от Киево-Печерского монастыря и других обителей. В сочинении студента IV курса Санкт-Петербургской духовной академии Михаила Назарьина (1902 год) утверждается, что Киево-Печерский монастырь уже в 1757 году имел до 30 шинков. О том, что киевские монахи получают доходы от питейных заведений, писал также священник Николай Шпачинский. Стоит заметить, что те шинки были уничтожены волей не церковной власти, а светской. У Киево-Печерского монастыря имелся и «богато обставленный трактир» на Васильковском тракте. Он был печально известен. В 1773 году двое печерских монахов донесли в Синод о беспорядках при продаже там выпивки. Но что разливали в шинках и трактире? Ведь курение вина монастырю запретили уже в 1753 году! Ответа на этот вопрос нет.
В середине XVIII века производил спиртное в своей винокурне и черниговский Елецкий монастырь, имевший восемь трактиров. Но в Украине была особая ситуация: уже в XVII веке, в пору воссоединения с Россией, здесь выторговали себе привилегии. Еще больше удивляет Обоянский Знаменский монастырь Белгородской епархии, в самой церкви которого вино продавали чарками. А это уже Великороссия.
От спаивания народа не могли воздержаться и иерархи. К продаже вина в вотчинах архиерейского дома причастен митрополит Белгородский Антоний (Черновский), владелец в деревне Ломовой близ Белгорода собственного винного завода, где зелье курилось на многих казанах для сбыта в архиерейских шинках. Этого Черновскому было мало, и он приторговывал вином, произведенным в Валахии, имея свои каналы поставки. Пошлинами не облагался. Духовенство умело добиваться для себя льгот! Метил он и в пивные олигархи, отдав приказ, чтобы из каждого города в пределах его епархии слали солод для варки пива в архиерейском доме.
 |
| Народ укоряли в том, что он предпочитает кабак храму. Но как быть, если кабак рядом с храмом? В.Г. Перов. Последний кабак у заставы.1868. ГТГ |
Три корчмы имел Минский архиерейский дом. В описи Коломенского дома за 1788 год также значится пивоварня. В Казанском архиерейском доме каждой весной, в канун секуляризации церковных вотчин, три человека шесть недель возили воду, необходимую для варки пива.
Большие запасы спиртного вынуждали архиереев искать разные способы его реализации. В 1757 году Синод узнал о посылке 25 ведер вишневки (наливки) епископом Черниговским Ираклием (Комаровским) епископу Крутицкому Илариону (Григоровичу), члену Синода. Можно предполагать, что напиток был своеобразной взяткой, невзирая на заключение учрежденной в Чернигове следственной комиссии, что дано «в подарок». Спиртное епископ слал и в другие места. В Петербург отправил около 250 ведер водки. В пополнении своих запасов Комаровский не затруднялся. Способы были разные. Архимандрит Черниговского Троице-Ильинского монастыря Иов (Малеевский) жаловался: «Его преосвященство с волости моего монастыря… ненадлежаще взял для своих приватных нужд горелки двенадцать куф» (куфа – мера жидкости, равная 37 ведрам, то есть всего получается свыше 400 ведер). Схема простая: один церковный феодал обирал другого. Ведь водка – товар «стратегический».
Лечение болезни затягивается
XIX век не принес больших перемен. Многое по-прежнему зависело от церковных иерархов. Но те не обеспечивали порядка даже в своем окружении. В 1828 году из правления Пермского архиерейского дома сообщили в полицию, что один из служителей дома незаконно варит пиво.
Случалось, Церковь сотрудничала с государством в спаивании населения. В 1836 году Пермская духовная консистория информировала, что в доход кафедрального собора за хранение казенного вина в палатках под собором выделяется часть «питейного» сбора.
Интерес к незаконным доходам был очень силен. В 1844 году дьякон из Брянска Иоанн Евграфов сообщил Синоду о продаже в церковной лавке при брянском Димитриевском соборе наряду со свечами «разных напитков» «в довольно значительном количестве». Дьякон утверждал, что видел собственными глазами «множество бочонков и бочек с разными виноградными винами, большое количество штофов с разными водками, немало бутылок рома. Кроме шампанского, он насчитал 19 сортов вина. По его оценке, ежегодная выручка от продажи спиртного превышала 10 тыс. руб. Но «доход никуда не записывался», будучи известным лишь старшим священнослужителям и церковному старосте. Имея «родственные и знакомственные связи» в епархиальном кругу, дельцы чувствовали себя уверенно. Синод подтвердил продажу в церковной лавке вина и «меда» «в значительных количествах».
В 1847 году в продаже горячительных напитков были уличены священник Иоасаф Шпаковский из Литовской епархии и пономарь Николай Грабилин из Орловской епархии. Обыски духовенства стали столь масштабным явлением, что в том же году уполномоченным чиновникам запретили останавливать для обыска экипажи духовных лиц, сопровождающих церковные предметы. В обычных же случаях обыскивали. Так, в 1856 году уличили священника из Курской епархии Иоанна Сергеева в провозе все того же «корчемного вина».
Что до Украины, то ситуация там оставалась особенной. В 1855 году Синод изучал дело о возобновлении винокуренного завода в Почаевской лавре. Речь шла об «увеличении следующих местному духовенству доходов». Инициатива исходила от монастырского Духовного Собора.
Спустя десять лет вновь напомнила о себе Киево-Печерская лавра, добиваясь права варить пиво и «мед» в монастырском заводе без платежа акциза. Министерство финансов заметило, что акциз для лавры кажется «необременительным», и отказало монахам. Дело прошло под грифом «секретно».
Некоторые представители духовенства причастны к спаиванию народа косвенно. В 1870 году священник из Владимирской епархии Тимофей Георгиевский был оштрафован за то, что сдал в аренду под питейный дом церковную землю. Дело такое казалось легитимным. Не случайно мещанин Гусев жаловался в 1871 году на Нижегородское епархиальное начальство, нарушившее его контракт с сельским причтом на аренду земли под кабак, как жаловался на Калужскую епархиальную власть по аналогичному поводу один из купцов. Еврей из Чернобыля Эли Поляков поступил расчетливее, подав жалобу в Синод. Если вернуться к православному духовенству, то за разрешением в Синод по тому же арендному вопросу обращались разные его представители.
Пороку способствовал и дурной пример духовенства, некоторые представители которого предавались дикому пьянству. В 1742 году епископ Тверской Митрофан (Слатвинский) пьянствовал однажды 25 часов подряд.
Спаивание людей вело к крайним последствиям, требуя специальных мер. В 1820 году Пермская духовная консистория издала указ о расследовании правонарушений, совершенных пьяными прихожанами при богослужениях.
Народ противится спаиванию
В некоторых случаях стал возмущаться сам народ. Крестьянами Воробьевского сельского общества Оханского уезда Пермской губернии было постановлено, чтобы «для прекращения пьянства» никто не открывал на территории их общества питейных заведений. Тем не менее в 1870 году начальник губернии уведомил епископа Пермского Антония (Смолина), что священнослужители позволили открыть питейные заведения в пределах церковных усадеб в селах Воробьевском и Шерьинском Оханского уезда. Но Синод этому воспротивился: «Нравственную пользу прихожан необходимо предпочесть выгодам церковных причтов».
Между тем протесты народа продолжались. Возьмем 1872 год. Если на сельский причт (правление общины) из Пензенской епархии, открывший питейное заведение на церковной земле, пожаловался один человек, то по аналогичному поводу на священника Лебедева из Саратовской епархии – едва ли не все прихожане. Они требовали удаления Лебедева с прихода. Затем поступила просьба крестьян Пермской губернии о закрытии кабака в доме заштатного псаломщика. В свою очередь, в 1873 году – жалоба на священника Тульской епархии Михаила Соболева, открывшего в деревне питейный дом.
* * *
Сегодня Русская Православная Церковь претендует на роль нравственного лидера в обществе, на миссию всенародного учителя морали. При этом она опирается на исторический багаж, на преемство дореволюционной Церкви. Оправданна ли эта претензия, учитывая те темные страницы истории, которые мы только что перелистали? Можно рассуждать о ростках спаивания – пока малозаметных. Возьмем, к примеру, православные выставки-ярмарки, сопровождаемые продажей вина, где видный «бренд» – кагор с Афона (ну как не приобщиться к афонской «святыне»?). Или широкие застолья с приглашением светских лиц? А праздников церковных достаточно много.
Правда, в этом году РПЦ объявила о восстановлении Дня трезвости 11 сентября. Теперь ежегодно будут совершаться специальные богослужения, и, возможно, в борьбе с этим социальным злом Церковь не ограничится формальной стороной.
Дарья Гармоненко