Благословенная Таврида

Христианство в Тавриде имеет древнюю историю. Инкерманский монастырь. Дореволюционная открытка

Крым (Таврия, Таврида) на протяжении нескольких веков был одной из болевых точек России. Здесь пролилось много крови. В водовороте войн и революций оказывалась и Православная Церковь. Распутья истории ставили ее в трудное положение. Требовался правильный выбор, который у Церкви не всегда получался.

От соперничества с Турцией до Первой мировой войны

В августе 1790 года, в связи с очередной победой русских моряков над турками, в Николаевской церкви Севастополя сошлись на благодарственный молебен священники, служившие на судах Черноморского флота. После молебна с корабля «Рождество Христово» произвели залп из 51 орудия.

Но не стоит думать, что в отношении флота духовенство выполняло только пастырскую миссию. Во время Русско-турецкой войны 1787–1791 годов епископ Феодосийский Дорофей (Возмуйлос) «приохотил» к службе в российском флоте около 500 человек.

Сложнее было с достойными для службы в военном духовенстве: выбор оказывался невелик. В 1794 году другой епископ Феодосийский, Иов (Потемкин), жаловался на дьякона Диомида из Еникале, который, будучи мертвецки пьян, валялся в грязи на берегу моря на виду у многих горожан. Не случайно про Потемкина говорили: подчиненных ему клириков секут на конюшне. Очевидно, были на то причины.

Что до военного поприща, то оно было для духовенства не только престижным, но могло стать ступенью к последующей карьере. Примечателен пример иеромонаха Герасима (Акимовича-Кожуховского): отслужив четыре года на флоте, приняв участие в Наваринском сражении 1827 года, он стал настоятелем одного из крупных монастырей.

Мало-помалу флотские и полковые священники становились все более заметными фигурами. Во время Крымской войны 1853–1856 годов священник Угличского егерского полка Михаил Альбов участвовал в героической обороне Севастополя, длившейся немногим менее года. Город подвергался ураганному обстрелу: рисковал жизнью и священник. Как и у солдат и жителей осажденного города, быт его был неустроенным. В октябре 1854 года он писал своей жене: «Ночую кое-где. Иногда… в палатке, а в другой раз под крыльцом». Наградой за трудную службу стал золотой наперсный крест на георгиевской ленте.

Осаду Севастополя перенесли и приписанные к Балаклавскому Георгиевскому монастырю иеромонахи, служившие на кораблях Черноморского флота. Они не сидели сложа руки: перевязывали раненых, сами получая контузии и ранения. Их наградили памятными медалями. Что касается самого Балаклавского монастыря, то здесь в Крымскую войну хозяйничали союзники – англичане и французы. Пятнадцать вражеских солдат «следили» в монастыре «за порядком» – держали оставшихся в обители монахов под домашним арестом. Освобождение пришло очень не скоро.

Однако не стоит преувеличивать заслуги священников в севастопольской обороне. Ее свидетель Лев Толстой встретил в осажденном Севастополе «солдатика», который, «быстро крестясь, молится Богу», замечал «отворенные церкви» и «развевающиеся хоругви», но священника лишь раз упомянул в «Севастопольских рассказах», причем в качестве главной черты того клирика счел нужным отметить «большую рыжую бороду».

Рядом с героями Севастопольской обороны находился архиепископ Херсоно-Таврический Иннокентий (Борисов). Сохранилось предание, что, несмотря на обстрел, он ходил на буксире по севастопольской бухте, молясь о защитниках города. С другой стороны, как сообщил в «Севастопольской страде» Сергей Сергеев-Ценский, Борисов донес на крымского главнокомандующего Александра Меншикова, который запретил однажды доставку «явленной» иконы на бивуак. Вместо хорошего оружия, которым в изобилии располагал враг, армии предназначались иконы.

Крымская война принесла массу бед. Несла потери и Церковь. Херсонесский монастырь враг вообще разрушил, устроив на его месте траншеи и пороховые погреба. Пострадала и высеченная в скале церковь Инкерманского монастыря – возможно, старейший храм России.

Есть основания предполагать, что служение духовных лиц Отечеству влияло на отношение к ним народа. Во всяком случае, в 1904 году штабс-капитан Севастопольского пехотного батальона ходатайствовал перед Синодом о покровительстве дьякону, присужденному к исключению из духовного звания. Так офицер спасал клирика. Но отношение офицеров к военному духовенству чаще было иным: если не презрительным, то начальственно-высокомерным, что отмечал писатель Алексей Новиков-Прибой, служа на флоте в имперскую эпоху. Причина скорее не безбожие офицеров, а моральный облик некоторых служителей алтаря.

Мировая война вновь призвала на поля сражения военное духовенство. В октябре 1914 года у мыса Херсонес близ Севастополя российский минный заградитель «Прут» вступил в неравный бой с немецким линкором. Уже разрешили затопить поврежденный «Прут» и экипаж покинул тонущее судно, но со шлюпок было видно, как на кренящейся палубе, среди дыма и огня, в полном облачении, с крестом и Евангелием, оставался корабельный священник. То был 71-летний иеромонах Антоний (Смирнов), принимавший исповедь умирающих моряков. Он уступил место в шлюпке матросу. Награда священнику была посмертной.

В 1915 году, занимая кафедру в Симферополе, архиепископ Димитрий (Абашидзе), представитель грузинского княжеского рода, поступил священником на броненосец «Святой Пантелеймон» (бывший «Князь Потемкин-Таврический»), добровольно примкнув к борьбе с врагом.

В горниле революций и Гражданской войны

Новые трудности принесли революционные события. В 1905 году, в разгар первой российской революции, в Ялте закололи кинжалом священника Владимира Троепольского, который осуждал революционеров и защищал царя. Описывая этот случай, церковные авторы воздействуют на чувства читателей: «Убит на виду у жены и троих детей».

Революция 1905–1907 годов потерпела поражение. Многое изменили лишь Февральская революция и падение монархии. В мае 1917 года, исполняя приказ командующего Черноморским флотом вице-адмирала Александра Колчака, крымское духовенство во главе с епископом Сильвестром (Братановским) перезахоронило прах лейтенанта Петра Шмидта, знаменитого моряка-революционера. Новым местом упокоения стал Покровский собор Севастополя. По Шмидту отслужили панихиду на Графской пристани. Но в 1923 году большевики перенесли его останки на севастопольское кладбище Коммунаров.

В начале октября 1917 года ограбили и осквернили кафедральный собор в Симферополе. Народ уже не церемонился с Церковью.

В Гражданскую войну крымское духовенство помогало белым. Два архиерея, находясь в Таврии, поддержали избрание Петра Врангеля главнокомандующим вооруженными силами Юга России. Получило помощь и подчиненное Врангелю воинство. В 1920 году в боях за Крым белые устроили обманную похоронную процессию с несколькими священниками и, зайдя в тыл красных, разгромили их отряд, сообщает историк из Симферополя Юрий Катунин.

Удивительно, но в ту войну церковный Крым претендовал на спасение всей России. Епископ Севастопольский Вениамин (Федченков) пытался начать крестный ход из Тавриды в Москву, чтобы инициировать антибольшевистское восстание в столице. Эксцентричного политизированного епископа назвали «Шкуро в рясе», уподобляя его призывы авантюрам белогвардейского генерала. Федченков агитировал и в прифронтовой полосе, при этом адресовал свои филиппики интеллигенции, возмущая этим образованных офицеров. Что до частых убийств мирных жителей белыми, ставших столь известными, то зверства те ни он, ни другие церковники обычно не осуждали. Поэтому неудивительно, что богослужения Федченкова мало кто посещал.

Архиепископ Лука (Войно-Ясенецкий) в 1946 году занял симферопольскую кафедру и был удостоен Сталинской премии. Фото 1923 года

Поражение белых обернулось массовой эмиграцией. Покидали родину и представители духовенства. Архиепископ Евлогий (Георгиевский) эмигрировал в январе 1920 года. «За нами виднелся Крым, – вспоминал он, – белый, зимний, весь в снегу, точно в саване». В том же году, воюя на стороне белых, с Севастополем, со всей Россией прощался будущий архиепископ Иоанн (Шаховской), передав свои чувства в поэме «О русской любви»:

Был теплый день. Глицинии 

в цвету…

И Севастополь 

в радостном цветенье.

И белой Графской 

пристани ступени

Сияли светом солнца на меня.

Хитросплетения 

советской поры

Не все, однако, прощались с родиной. Архиепископ Димитрий (Абашидзе) не бежал с армией Врангеля, хотя открыто поддерживал белых и мог бы опасаться за свою жизнь, но остался на кафедре в Симферополе (по август 1921 года), пока не ушел «на покой», дожив до декабря 1943 года, когда государство уже проводило более благожелательную политику по отношению к Церкви. Имея повод отомстить за его помощь белым в годы Гражданской войны, большевики проявили к нему снисходительность. Да и не только к нему. Знаменитый богослов священник Сергий Булгаков оставался в Симферополе с 1919 по 1922 год, занимая пост профессора местного университета, и не подвергся репрессиям. При этом по окончании Гражданской войны в Крыму казнили многих сторонников Белой гвардии. Исследователь Оксана Захарова считает, что жертв «красного террора» в Крыму было больше 10 тыс. человек.

Церковная жизнь между тем продолжалась. В 1921 году Крымский ревком выделил Таврическому епархиальному совету 250 ведер церковного вина: сопоставимо с тем, что выделяли епископу Феодосийскому Моисею (Гумилевскому) в конце XVIII века, когда Церковь была государственной. Но был установлен, конечно, акциз, от уплаты которого епархиальный совет тем не менее отказался.

Если во время голода 1921–1923 годов в Крыму погибло 15% населения, то не найдено ни одного документа, подтверждающего голодную смерть хотя бы одного священника или члена его семьи, убеждает историк Юрий Катунин. О привилегированной касте – епископах здесь даже не упоминаем.

Спасти голодающих могли церковные ценности, изъятием которых государство и занялось. Но еще до начала кампании церковники припрятали часть ценностей, ограбив тем государство, ведь церковное имущество было уже национализировано, что, в свою очередь, тоже оценивается как грабеж, но уже со стороны государства. Ожидаемой помощи голодающим Церковь не оказала.

Так или иначе, тема гонений на Церковь пока не изложена объективно. И здесь много политиканства. Тенденция демонизировать красных весьма очевидна. Не раз, к примеру, писали, что архиепископ Иоаким (Левицкий) был повешен большевиками в Крыму в 1918 году. Причем для пущего эмоционального эффекта указывалось, что повешен он был якобы на царских вратах храма. Но убедительнее выглядит другая версия: Левицкого убили грабители в 1921 году на даче его сына под Севастополем.

В условиях, когда духовенство сопротивлялось новой власти, упрощалась ее задача закрывать храмы. Об этом часто просил сам народ, подвергнутый антирелигиозной агитации. Путешествуя по Крыму в 1925 году, Михаил Булгаков нашел церковь в Ливадии уже без креста. К началу Великой Отечественной войны в Крыму действовал только один православный храм. Тем не менее интерес к православию у отдельных представителей творческой интеллигенции лишь усиливался. Получив фотографию Владимирской иконы Божией Матери, Максимилиан Волошин писал из Коктебеля: «Она стоит против меня и потрясает своим скорбным взволнованным ликом, перед которым прошла вся русская история».

В Великую Отечественную войну многие культовые здания были разрушены. Из сооружений бывшего Космо-Дамиановского монастыря в поселке Партенит почти ничего не осталось. На одном крымском фото первых послевоенных лет видны отдыхающие на пляже, за которым высится полуразрушенная церковь.

После известной встречи Иосифа Сталина с иерархами в 1943 году сохранившиеся храмы стали открывать. В 1946 году симферопольскую кафедру занял уроженец Крыма архиепископ Лука (Войно-Ясенецкий), доктор медицины, удостоенный в год перемещения в Крым Сталинской премии. Труды его по хирургии очень ценились специалистами. Однажды он признался: «Я… страстно любил хирургию и всей душой был предан ей. Она глубоко удовлетворяла мое всегдашнее стремление служить бедным и страдающим людям, всеми силами своими облегчать их страдания и нужды».

На фоне погрязших в роскоши «коллег» архиепископ был уникум. Жил рядом с несколькими семьями крымчан, в таких условиях, что утром к водопроводному крану выстраивалась очередь. Ходил с залатанными локтями. Принимая сотни людей как врач, читая лекции в медицинском институте, борясь за благо Церкви и ярко проповедуя, он снискал огромный авторитет. На его похороны в 1961 году пришли толпы верующих. На улицах Симферополя была столь жуткая теснота, что люди лезли на деревья и крыши.

* * *

В 1992 году в Симферополе открылась первая межрелигиозная организация на постсоветском пространстве – Межконфессиональный совет Крыма. Исторические предпосылки этому событию, конечно, имелись. Так, в конце XIX века на строительство Николаевского собора в Евпатории жертвовали не только православные верующие, но и мусульмане, иудеи и караимы.

Сейчас в церковной истории Крыма, кажется, пишется новая страница.