Дмитрий Урушев
Епископ Коломенский Павел стал главным героем апокрифического сказания о Соборе беспоповцев.
Епископ Павел Коломенский. Роспись в Ильинском пределе старообрядческого
Никольского храма (Москва)
Поморские палеографы
В 1718 году в типографиях Санкт-Петербурга и Москвы по распоряжению царя Петра I и по благословению иерархов синодальной Церкви была напечатана книга, призванная убедить «растерзателей ризы Христовой» – староверов – в необходимости и правильности богослужебных реформ царя Алексея Михайловича и Патриарха Никона. В книге были опубликованы два древних сочинения: «Соборное деяние на еретика Мартина» 1157 года и фрагмент из «Требника» митрополита Феогноста 1327 года.
В «Соборном деянии» осуждался некий «еретик армянин мних Мартин», учивший на Руси тому, что с середины XVII века стало называться старообрядчеством, например, двуперстному крестному знамению. В «Деянии» его учение объявлялось «жидовской, армянской и латинской ересью» и проклиналось.
Из «Требника», переведенного с греческого языка «по прошению» московского митрополита Феогноста и «по повелению» великого князя Ивана Калиты, был взят текст, приписываемый Иерусалимскому Патриарху Софронию. В нем также осуждались церковные традиции, защищаемые староверами.
Таким образом, «упорным ревнителям мнимой старины» были предъявлены два древних документа, из которых следовало, что Православной Церковью задолго до Алексея Михайловича и Никона были прокляты и осуждены те богослужебные обряды, которые на Руси назывались «старыми». Получалось, что староверы защищали не «преданья старины глубокой», а новшества, к тому же еретические.
Сомневающимся в древности и истинности напечатанных сочинений «повелением царского пресветлого величества» разрешалось ознакомиться с их оригиналами в московской типографии «без всякого страха и без сомнения». Этим воспользовались староверы, удивленные неожиданным появлением столь важных исторических источников.
Из далекого Поморья, из Выговской пустыни в Москву «не единожды» приезжал старообрядец Мануил Петров. Ему удалось осмотреть рукописи. Они лежали в типографии на столе, прикованные к стене «изрядною цепию, дабы или не были кем унесены или инако как пропали».
При рукописях постоянно находился монах. Но когда он отлучался, старовер «в желаемой свободе» рассмотрел книги и увидел «все качества ухищренные и дивное смешение новости с древностию, простым очесам почти и непонятное». Петров внимательно изучил рукописи и подробно описал их (почерк, переплет, выделка пергамента, манера скрепления листов).
На основании летописей и сведений, сообщенных Мануилом, насельники Выговской пустыни пришли к однозначному выводу: «Соборное деяние» и «Требник» Феогноста – не древние рукописи, а новейшие подделки, причем весьма неумелые. Этот вывод пространно изложен в знаменитых «Поморских ответах» – одном из главнейших памятников старообрядческой литературы.
Современный историк Владимир Козлов пишет, что разоблачение фальшивок привело авторов «Поморских ответов» «к настоящему научному подвигу, вылившемуся в создание первого в России источниковедческого, палеографического и лингвистического труда, который предвосхитил своими наблюдениями, методикой и выводами достижения последующей историко-критической мысли».
В XVIII–XIX веках некоторые историки пытались оспаривать «Поморские ответы», но безуспешно. Сейчас никто не сомневается в том, что «Деяние» и «Требник» – фальсификации, сработанные священнослужителями синодальной Церкви. Однако староверы из Поморья, блестяще разоблачившие подделки, не могли и предположить, что через полвека фальсификацией исторических источников займутся их последователи.
В поисках «истинной» Церкви
К концу XVII столетия старообрядцы начали испытывать острую нужду в духовенстве. Священники, рукоположенные до Никона, умирали, а архиерея, который сочувствовал бы старообрядцам и рукополагал бы для них новых попов, на Руси не было. В таком случае единственным источником священства становился епископат официальной Церкви, которую староверы считали еретической.
В это время старообрядчество разделилось на два направления – поповщину и беспоповщину. Беспоповцы считали, что в мире чувственно (в лице Патриарха или царя) или духовно (в виде «никонианской ереси») воцарился антихрист. Наступили «последние времена», близок конец света, истинная Церковь бежала в пустыни, леса и горы, священство прекратилось, а вместе с ним прекратились и церковные таинства.
Решив устраивать свою духовную жизнь без попов (отсюда и название), беспоповцы отказались от большинства таинств, сохранив как «нужнейшие» лишь крещение и исповедь, совершение которых доверили особо избранным мирянам – наставникам.
Историк Сергей Зеньковский называл приверженцев этого учения «радикалами-пессимистами», «считавшими, что благодать Господня иссякла в Церкви и поэтому ни священство, ни таинство причастия не могут существовать в этом грешном мире». «Радикалов-пессимистов» Зеньковский противопоставлял поповцам, «традиционалистам-оптимистам», «признававшим священство, полноту таинств и возможность нормальной христианской жизни на земле».
Поповцы не считали антихристом ни царя, ни Патриарха. Они верили, что истинная Церковь, священство и церковные таинства пребудут до скончания мира. Поэтому они принимали в свои общины священников, рукоположенных в официальной Церкви.
Признанным идеологическим и культурным центром беспоповщины стала Выговская пустынь в Поморье, основанная в 1694 году. За полтораста лет существования (пустынь была разорена властями в середине XIX столетия) здесь сложилась оригинальная литературная школа, сумевшая органически соединить древнерусские традиции с литературными явлениями эпохи барокко. Ее основателями и самыми яркими представителями были братья Денисовы – Андрей (1674–1730) и Семен (1682–1740).
Наиболее значительный совместный труд братьев – «Поморские ответы». Перу Семена Денисова принадлежат два исторических сочинения – «Виноград российский» и «История об отцах и страдальцах соловецких». Традиции Денисовых продолжил Иван Филиппов (1661–1744), написавший фундаментальную летопись «История Выговской пустыни».
Курженский Собор
В 1765 году в Москве проходил совместный Собор поповцев и беспоповцев, посвященный проблеме поисков архиерея – постоянного источника священства. Выговскую пустынь на нем представлял начетчик Андрей Борисов (1734–1791). Разногласия помешали соборянам договориться о чем-либо, но каждая сторона пришла к своим выводам. Поповцы решили искать епископа, согласного перейти в старообрядчество. Беспоповцы еще более убедились в невозможности иметь священство в «антихристовы времена».
А в 1779 году в Москве состоялся Собор поповцев. На него ученый инок Иона Курносый привез сочинение «История о бегствующем священстве», в котором богословие поповщины возводилось к епископу Павлу Коломенскому, почитаемому первомученику старой веры, завещавшему принимать «беглых попов» – священников, переходящих в старообрядчество из «никонианской ереси». Иона утверждал, что «списал историю с готовой, а кто ту историю писал, того не ведает».
 |
| Выговская пустынь – идеологический и культурный центр беспоповщины.
Фрагмент лубка XIX века. Иллюстрация из книги: Иткина Е.И. Русский рисованный лубок конца XVIII – начала ХХ века. – М., 1992 |
В «Сказании» повествуется не столько о Павле, сколько о старообрядческом Соборе, состоявшемся 7 января 1656 года в Курженской (Куржецкой) пустыни – небольшой обители на Курженском озере в истоках реки Андомы (Вытегорский район Вологодской области). На Соборе было принято определение в духе беспоповского богословия: «За приятие в Великороссийскую Церковь явственных латынских множайших и сквернейших ересей», переходящих из нее в старообрядчество, перекрещивать, а ее священнические рукоположения не признавать.
Председательствовал на Соборе епископ Павел, а его деяния подписали константинопольский Патриарх Афанасий Пателларий, новгородский митрополит Макарий, вологодский архиепископ Маркел, вятский епископ Александр, протопоп Аввакум, протопоп Иоанн Неронов, поп Лазарь, диакон Феодор, иноки Соловецкого монастыря и многие другие.
Общеизвестные исторические источники, церковные и светские, не упоминают о Курженском Соборе. Ничего не пишут о Соборе в своих многочисленных сочинениях его участники: протопопы Аввакум и Иоанн Неронов, диакон Феодор. Не говорится о Соборе в писаниях соловецких иноков. Не знают о нем ни поморские историки (братья Денисовы и Иван Филиппов), ни писатели из синодальной Церкви.
Не упоминает о Курженском Соборе беспоповец Иван Алексеев (1709–1776), написавший против поповцев сочинение «История о бегствующем священстве» (не путать с книгой Ионы Курносого). Доказывая неправильность практики приема в старообрядчество священников из «никонианской ереси», он ничего не пишет о нем.
Не знает о Соборе и позднейший беспоповский историк Павел Любопытный (1772–1848), автор сочинений «Хронологическое ядро Староверческой Церкви», «Исторический словарь мужей Староверческих Церквей» и «Каталог или библиотека писателей Староверческой Церкви».
Небылица в лицах
При чтении перечня участников Собора вспоминается детский стишок:
Небылица в лицах, небывальщина,
Небывальщина да неслыхальщина!
Только смелый человек мог соединить столь разные лица на одном церковном Соборе.
Коломенский епископ Павел, единственный русский архиерей, осмелившийся открыто выступить против реформ Никона, с 1654 года находился в ссылке в Великом Новгороде, в Хутынском монастыре. И 3 апреля 1656 года, как гласит общепринятое старообрядческое предание, был убит людьми, подосланными Патриархом. Расстояние между Новгородом и Курженским озером почти 500 км – двухнедельный пеший путь. Невероятно, чтобы ссыльный епископ, находившийся под надзором настоятеля монастыря, мог отлучаться на такое расстояние и на такое время, тем более зимой.
В отличие от протопопа Аввакума или Патриарха Никона епископ Павел не оставил после себя никаких сочинений. Григорий Яковлев, ученик братьев Денисовых, оставивший староверие и присоединившийся к синодальной Церкви, в книге «Испытание о раскольнических мнениях» писал о Павле: «Муж аще и честного жития, но писания ведением неискусный, понеже никогда сочинений его ни листка не слышится нигде».
Это делало личность епископа мало интересной для ученых, но весьма привлекательной для старообрядческих авторов, которые вкладывали в уста архиерея-мученика собственные измышления. Неудивительно, что Павел стал излюбленным персонажем старообрядческих исторических сочинений-мистификаций.
Имя Афанасия Пателлария было хорошо известно на Руси. В 1653 году он, лишенный патриаршего сана, прибыл в Москву для встречи с Алексеем Михайловичем и Никоном. Афанасий осудил тогдашнюю русскую богослужебную традицию и советовал изменить ее по греческому образцу. Из России бывший Патриарх поехал в Молдавию, но по дороге скончался 5 апреля 1654 года. Следовательно, в 1656 году он не мог участвовать в Курженском Соборе.
Митрополит Макарий, архиепископ Маркел и епископ Александр также не могли поддержать староверов, поскольку не сочувствовали их протесту. Они присутствовали на церковном Соборе, который 2 июня 1656 года постановил совершать крестное знамение «тремя первыми великими перстами десныя руки» и проклял тех, кто крестится двумя перстами. Макарий, Маркел и Александр без возражений подписали это постановление. Кроме того, в 1656 году Александр был коломенским епископом, а не вятским. В вятскую епархию он был переведен в следующем году.
Протопоп Аввакум также не мог подписать соборное деяние, поскольку в январе 1656 года находился за тысячи верст от Курженского озера, в сибирской ссылке. В Енисейском остроге протопоп готовился выступить по весне в дальний поход с воеводой Афанасием Пашковым. Да и сообщение между Сибирью и Большой землей было крайне затруднено. Например, о том, что два его брата умерли в Москве во время эпидемии чумы (июль – октябрь 1654 года), Аввакум узнал только в июне 1655 года.
Кроме того, Аввакум был убежденным поповцем и настаивал на необходимости сохранения в старообрядчестве священства. Например, в «Послании рабам Христовым» он восклицал: «Аще он, поп, проклинает никониан и службу их, и всею крепостию любит старину: по нужде, настоящего ради времени, да будет поп! Как же миру быть без попов? К тем церквам приходить». А в «Послании горемыкам миленьким» он писал: «И я то помышляю: иной станет в попы те, а душою о старине той горит. Таковых по нужды приемлем».
Несомненно, Аввакуму не были близки беспоповские идеи, изложенные в деяниях Курженского Собора. Да и как он мог согласиться перекрещивать новообрядцев, если сам в «Послании горемыкам миленьким» призывал единомышленников крестить детей у священников нового поставления.
Невероятно, чтобы под соборным деянием стояла подпись диакона Феодора. Он был самым молодым среди противников реформ Никона. В диаконский сан он был посвящен только в 1659 году. То есть он имел на себе именно ту «никонианскую еретическую» хиротонию, которую не признал Курженский Собор. Однако ни протопоп Аввакум – духовник диакона, ни Семен Денисов, посвятивший Феодору главу в «Винограде российском», не сомневались в действительности его сана. С официальной Церковью диакон порвал лишь в 1665 году, отказавшись служить по новым книгам.
Исключено, чтобы под деяниями стояли подписи соловецкого архимандрита Ильи или кого-либо из братии этого монастыря. Сначала Илья одобрил преобразования Никона и безоговорочно подписал деяния первого Собора реформаторов, состоявшегося в 1654 году. В октябре 1657 года новые богослужебные книги были привезены на Соловки. Причем не по просьбе монастыря, а по распоряжению новгородского митрополита Макария. Архимандрит сложил их под замок в «казенную палату», не переплетая, и велел продолжать службу по-старому.
Но Курженского Собора никогда не было не только из-за невозможности участия в нем вышеперечисленных лиц. Его деяния могли появиться только в ту эпоху, когда сформировалась пораженческая беспоповская идеология, не соответствующая традиционному православному богословию. Для ее обоснования и защиты наставникам приходилось проявлять недюжинную изобретательность.
А в 1656 году староверы не считали себя проигравшими. Ни епископ Павел, ни протопоп Аввакум, ни архимандрит Илья не могли представить, что Раскол, произведенный реформой Никона, зайдет столь далеко. Они принадлежали к первому поколению старообрядцев, которым казалось, что временное помрачение высшей государственной и церковной власти вот-вот прояснится, все наладится, а задача христиан – дождаться этого, не поколебавшись в истине.
Как несомненная фальсификация, сказание о Курженском Соборе не привлекало специального внимания ученых. Ныне оно совершенно забыто. Но беспоповцы помнят о нем.
В ХХ веке о нем писали начетчики Дионисий Батов, Лев Пичугин и Александр Муринков. Перу последнего принадлежит специальное исследование, в котором Курженский Собор называется «источником поморского канонического права и соборности». Муринков писал: «Собор создал как бы фундамент для становления Поморской Церкви и положил начало ее самоопределению».
Действительно, беспоповское богословие немыслимо без постановлений Курженского Собора. Поэтому о нем не забывают современные деятели Поморского согласия (Древлеправославной Поморской Церкви), опубликовавшие «Сказание о страдании и скончании священномученика Павла, епископа Коломенского» в своем календаре на 2006 год.
Вспоминаются слова епископа Филарета (Гумилевского). В середине XIX века этот ученый архиерей, сожалея о том, что апологеты синодальной Церкви в полемике со староверами готовы использовать любые средства, писал: «Православие не требует для своей твердости гнилых подпор». А в начале XXI века требуются ли старообрядчеству гнилые подпоры?
Геннадий Петров 
Дарья Гармоненко