Валерий Вяткин
Мусин-Пушкин больше известен тем, что вернул миру «Слово о полку Игореве», чем своим обер-прокурорством.
Иоганн Баптист Лампи Старший. Портрет Алексея Ивановича Мусина-Пушкина.
1792–1797. Эрмитаж
Сотрудничество с Российской академией, куда его ввели в 1789 году действительным членом по предложению президента Академии Екатерины Дашковой, – одна из ярких страниц его биографии. Императрица Екатерина II благоволила к нему как ученому, «ценила его дарования и даже пользовалась собранием его книг и рукописей», ждала от него всего, что ей пригодилось бы при составлении ее «Записок касательно российской истории».
Среди синодальных обер-прокуроров Мусин-Пушкин был весьма любопытной личностью. Он занимал эту должность с 1791 по 1797 год. Историк и его современник Николай Бантыш-Каменский свидетельствовал: о выдвижении Мусина синодалы «неотступно просили» фаворита Екатерины II Григория Потемкина. Зная о светских увлечениях Мусина, они рассчитывали на его индифферентность к церковным делам, чтобы держать все в своих руках. Но он подошел ответственно и к своим новым обязанностям. Поэтому при назначении Мусина в 1794 году президентом Академии художеств некоторые члены Синода просили императрицу об освобождении его от обер-прокурорской должности. Они жили по своим корпоративным правилам: талантливый и честный Мусин им оказался не нужен. Но он остался на посту обер-прокурора.
Мусин-Пушкин был осведомлен о церковной жизни даже в деталях. В 1793 году занимался описанием ущерба, причиненного пожаром московскому Богородице-Рождественскому женскому монастырю, а также составлением сметы на восстановительные работы. При изучении дела обнаружилось, что настоятельница не доложила по церковной линии о пожаре, и Мусин предложил Синоду обязать все церковные структуры сообщать «с первой почтой» обо всех чрезвычайных происшествиях, что Синод и исполнил. Внимание к монастырям этим не исчерпывалось. В 1795 году именно по ходатайству Мусина воссоздали древний Симонов монастырь в Москве, закрытый в 1771 году для преобразования его в чумной госпиталь.
Подчеркивая свою власть и влияние, Мусин занялся кадровыми перестановками в церковном ведомстве. В 1792 году при его участии один из архимандритов был переведен из Нижнего Новгорода в Москву, в Донской монастырь, причем по просьбе светского лица. В том же году, продвигая своего протеже на пост архимандрита Ново-Иерусалимского Воскресенского монастыря, Николай Бантыш-Каменский сообщил вице-канцлеру Александру Куракину: «Сегодня пишу о сем Алексею Ивановичу Пушкину, прося его о доставлении сего места сему, а не другому». Профессор Казанской духовной академии Федор Благовидов писал, что члены синодального присутствия были вынуждены «подчиняться влиянию Мусина-Пушкина и исполнять самые разнообразные предложения прокуратуры».
Дореволюционный автор подметил усиление обер-прокурора на канцелярском поприще, стремление «забирать в руки делопроизводство Синода». Деятельность всех синодальных чиновников оказалась под пристальным контролем Мусина. Он требовал, чтобы без его ведома и руководящих указаний в синодальной канцелярии ничего не делалось, чтобы «под опасением взыскания» без его санкции никому не выдавались синодальные дела.
Позиция императрицы, не стеснявшей синодалов в чисто церковных вопросах, влияла на роль Мусина в Синоде. Изменение в ее взглядах он тоже замечал, немедленно на это реагируя. Известен циркуляр Мусина епархиальным архиереям, где сказано о необходимости цензуровать все намеченные к произнесению проповеди. Связано это с противодействием «вольнолюбивым» идеям в эпоху Великой французской революции.
Положение Мусина усиливало то, что он имел связь с епархиями, получая важные сведения о значимых фактах церковной жизни с мест. К тому же в его руках находились синодальные финансы, что означало возможность укреплять материально обер-прокурорскую институцию. В то же время синодальные архиереи от заведования этими суммами были отстранены. Не случайно митрополит Московский Платон (Левшин) возмущался: «Митрополит… Гавриил (Санкт-Петербургский, Петров. – «НГР») и обер-прокурор Пушкин в Синоде делали что хотели». Здесь, конечно, преувеличение, вызванное обидой и неудовлетворенными амбициями Левшина. Тем более что обер-прокурор был дипломатичен; избегая конфликтов с епископами, порой закрывал глаза на их злоупотребления и служебную нерадивость. Дела об архиерейских беззакониях рассматривались лишь по распоряжению высшей власти, а не по инициативе обер-прокурора. Более того, некоторым иерархам он помогал, например, митрополит Гавриил (Петров) в 1796 году по ходатайству Мусина получил синодальное жалованье за время пребывания в епархии.
На синодалов он влиял и своим личным примером. Однажды, отмечая его заслуги, император Павел I, которого Мусин тоже застал на своем посту, подарил ему тысячу крепостных крестьян. Но «отличный хозяин» и «отец своих подданных», как свидетельствовали современники, Мусин все же отказался от дара, представ благороднее архиереев, скорбевших об утрате Церковью имений, где царили крепостнические порядки, а также всех владельцев крепостных. Узнав об отказе, император возвел его в графское достоинство.
Находясь на обер-прокурорском посту, Мусин-Пушкин не ограничивался чисто церковными делами, трудясь на благо Российской академии и Академии художеств. Причем на поощрение членов последней – авторов лучших работ – он жертвовал личные, и немалые, средства. Высокий пост помог Мусину в собирании древних рукописей и старопечатных книг. Уже к 1793 году он располагал более чем 1700 рукописями. Ему принадлежали бумаги митрополита Ростовского Димитрия (Туптало), государственного деятеля и ученого Василия Татищева, историка Ивана Болтина, писателя Ивана Елагина. Епископ Архангельский Аполлос (Байбаков) завещал ему серию книжных раритетов. Но ценная коллекция Мусина не дошла до наших дней: знаменитый московский пожар 1812 года ее полностью уничтожил.
Обер-прокурору были доступны церковные книгохранилища. В 1794 году прокурор Синодальной конторы получил от него ордер, которым предписывалось «справиться о «Великих Четиях-Минеях» Макарьевских, имеющихся в библиотеке… Успенского собора (Московского Кремля. – «НГР»): из коих источников почерпал он… Макарий (митрополит Московский, XVI век. – «НГР»), запасы, составляющие двенадцать миней его, и оное отыскивать в двух библиотеках».
Виднейший собиратель и публикатор, он познакомил российское общество и весь цивилизованный мир с великими шедеврами: «Поучением Владимира Мономаха», «Словом о полку Игореве» и другими. Честь открытия «Слова» принадлежит именно Мусину. В 1795 году один из его комиссионеров купил у архимандрита Спасского монастыря в Ярославле Иоиля (Быковского) сборник рукописей, где и нашелся список со «Слова». Копию шедевра Мусин немедленно передал императрице. А сам взялся за исследование драгоценной находки, прибегая к помощи своих ученых друзей – Николая Бантыш-Каменского, Алексея Малиновского и других. Судьба выделила исследователям только 17 лет, ведь найденный список тоже сгорел в 1812 году. Будто догадываясь о грядущей утрате, Мусин самостоятельно изготовил новый список с шедевра, подразумевая его публикацию.
8 июля 1797 года обер-прокурорская карьера Мусина завершилась. Связь его увольнения со смертью Екатерины II очевидна. Новый монарх, Павел I, не доверял екатерининским выдвиженцам. Да и синодалы наверняка воспользовались новой конъюнктурой.
В отставку он вышел действительным тайным советником, поселившись в своей родной Москве. Еще 20 лет занимался любимым делом: пополнением коллекций, научными трудами.
Дарья Гармоненко