Татьяна Становая
16:25 21.02.2017
Что происходит с кадровой политикой Путина
Нынешние процессы, связанные с пересмотром кадровой политики Кремля в отношении губернаторского корпуса, начались задолго до прихода Сергея Кириенко в Кремль. В 2017 году глав российских регионов ожидает небывалая ротация: по данным «Ведомостей», запланированы увольнения 10 губернаторов, трое из которых уже подали в отставку. В отличие от кадровых решений прошлых лет, здесь наблюдается своего рода кампания, которую журналисты и эксперты поторопились связать исключительно с приближающимися президентскими выборами.
Причина первая, скорее техническая, связана с событиями 2012 и 2014 годов. Большинство губернаторов из опубликованных списков были избраны в 2012 году – в 2017 году у них заканчивается срок, и Кремль не желает их переизбрания. По сути, речь идет об исправлении кадровых решений, принятых в год предыдущих президентских выборов. Тогда режим был тоже потрясен, но не геополитическим кризисом, а массовыми акциями протестов, по итогам которых пришлось пойти на умеренную либерализацию правил игры. Причем уступки сопровождались очень быстро возникшей контрволной: никаких демократических вольностей Кремль допускать не хотел. Все пять губернаторов, избранных в 2012 году (за исключением Олега Кожемяко), находятся сегодня в зоне риска.
Второй блок губернаторов, рискующих утратить свои посты, был избран в 2014 году. Тогда, в условиях новой украинской революции, аннексии Крыма, кризиса на Донбассе, санкций и прочих неприятностей, путинский режим перешел от умеренной консервации 2012-2013 годов к быстрой управленческой мобилизации, что было в основном связано с попытками политической консолидации элит и общества вокруг внешних «угроз». Логика «осажденной крепости» требовала минимизации внутренних трений. Тогда наблюдался спад критики Путина в адрес правительства, нарастание пропутинской риторики системной оппозиции, патриотический подъем «снизу», а также критически значимое нарастание влияния «силовиков» и военных на принятие государственных решений. Это был период теперь уже геополитического потрясения, при котором Кремль пытался «удержаться на плаву» и не выронить штурвал. Именно тогда губернаторы, включая и многих очень слабых, выстроились в очередь в Кремль на переутверждение (получение санкции на переизбрание). И если в конце 2013 года администрация президента с принятием решений медлила, то во второй половине 2014 года все было пущено на самотек. Многие из самых слабых глав регионов получили новые мандаты, банально воспользовавшись моментом, ведь Кремлю тогда было не до них.
Таким образом, первая и одна из главных причин нынешней ротации – исправление Кремлем своих прежних кадровых перестановок, принятых в условиях отсутствия должного внимания к кадровой проблеме и политической воли к ее решению.
Причина вторая – изменение политического статуса губернатора как института власти в 2015-2016 годах. Это связано, прежде всего, с уголовными делами, затронувшими глав Сахалинской области (Александр Хорошавин), Коми (Вячеслав Гайзер) и Кировской области (Никита Белых). Если в прошлые годы увольнение «за утратой доверия» или уголовное преследование губернаторов (чаще уже уволенных) были случаями исключительными, то сейчас это воспринимается как отражение нового времени. Особенность статуса губернатора, начиная с момента отмены прямых выборов в 2005 году, заключалась в том, что это всегда была фигура, наделенная президентским доверием. Система наделения полномочиями позволяла придать главам регионов путинскую персонифицированную легитимность, что автоматически давало определенный иммунитет и поднимало политическую ответственность.
После возвращения прямых выборов сформировалась система «двух ключей», при которой, с одной стороны, кандидат получал публичное «благословение» от президента, но, с другой стороны, должен был пройти и прямые выборы. Де-факто это походило на референдум о доверии, при котором населению предлагалось одобрить или отвергнуть кандидатуру путинского «фаворита». Правда, даже такая «легитимация» не гарантировала успеха, что показало сокрушительное поражение кандидата от «Единой России» Сергея Ерощенко в Иркутской области в 2015 году.
То, что губернатор считал путинской поддержкой, вероятно, для самого Путина оставалось чем-то очень ограниченным, ничего не гарантирующим в будущем. Так, и Гайзер, и Белых были избраны на свои посты после публичной поддержки Путина, что совершенно не спасло их от уголовного преследования.
За пренебрежением к кадровой политике на региональном уровне в 2012-2014 годах скрывалось нечто иное – девальвация значимости поста губернатора. Это открывало «силовикам» своего рода свободные ниши для проявления собственной инициативы и наращивания влияния. Именно губернаторы как более слабое звено стали удобным объектом для отработки новой антикоррупционной кампании, ведущей к укреплению влияния «чекистов» и их экспансии.
На фоне событий 2015-2016 года «спрос» на губернаторские кресла резко упал: кто из влиятельных групп захочет лоббировать своего представителя на должности, где наряду с повышенной социально-политической ответственностью появляются и уголовные риски?
Это создало основания для появления третьей причины нынешней ротации – деполитизации поста губернатора. Статус главы региона утратил свою привлекательность и перестал быть «кормлением». Кремлю больше не нужны крепкие хозяйственники, ответственные олигархи, готовые взять на себя «спасение» региона, или ставленники «друзей», погруженных в решение своих собственных проблем на фоне кризиса и санкций. Возник спрос на «маленьких людей», бюрократов, исполнителей, служак, постепенно приходящих на посты региональных начальников. В прошлом году ресурсом для этого были силовые структуры – ФСО, ФСБ, МВД. В этом году набирать стали из гражданских. В Бурятию пришел замминистра транспорта Алексей Цыденов, в Пермский край – глава московского департамента Максим Решетников. Оба молоды, без опыта публичной политики, технократичны и при этом совместимы с теми группами влияния, чьи интересы так или иначе затрагиваются кадровой ротацией.
Четвертая причина нынешней ротации – общий тренд на смену политиков технократами, действующими вне идеологических рамок, не отягощенными собственным политическим багажом. Антон Вайно, Максим Орешкин, Решетников и Цыденов – примеры обновлений, имеющих относительно сходную природу.
Здесь же просматривается и проявление другого фактора: режим преодолел определенный психологический барьер, связанный со страхом перед крупными кадровыми перестановками. И если на протяжении многих лет Путин делал ставку на людей (на тех, кто близок, кому можно доверять), за что приходилось «платить» и санкцией на коррупцию, и низкой эффективностью, то в 2015-2016 году ставка делается на институты, которые пока только предстоит выстроить.
В этом и заключается одна из самых главных интриг наступившего года. Путинский режим выстраивал «вертикаль», разрушая институты власти, институты политической системы, заменяя их неформальными площадками, параллельной иерархией, закрытыми механизмами принятия решений. Прочность такой конструкции обеспечивалась именно людьми, с которыми можно было неформально советоваться, через которых можно было выстраивать теневые механизмы управления. Сейчас, по мере отказа от ставки на «своих», Путину придется возвращаться к формальным процедурам, укреплять действующие институты и механизмы функционирования государства, что может потребовать новой реформы системы органов власти. Возвращение к институтам и процедурам как альтернативе неформальным связям и внутриэлитным опорам будет означать первые шаги в сторону ослабления Путина, политическая сила которого всегда и заключалась в персонифицированной способности подменить собой «систему». Именно поэтому все нынешние кадровые ротации, начиная с администрации президента и заканчивая губернаторами, – явный признак постепенного политического размывания путинского режима и его деперсонификации.
Мнение авторов может не совпадать с позицией редакции «Независимой газеты»;
Комментировать
комментарии(1)
0
Какие ещё институты? Сам шевелит пальцами. Помните Азимова и ДВ-5 из "Как поймать кролика"?
Комментировать