Юрий Санберг 1.
Не все политические долгожители - диктаторы (но такие режимы неизбежно оказывались авторитарными). Вот и упомянутый в материале Янош Кадар - вовсе не диктатор, а классический руководитель страны "народной демократии", сателлита СССР (андроповское участие в подавление революции 1956 года общеизвестно; Кадар же выторговал для себя - с учетом имеющихся обстоятельств - максимальные степени свободы); присутствие 200 тыс. советских солдат, приведших Кадара к власти, весомо поддерживало властные его амбиции, но не мешало создавать "самую либеральную казарму Европы".
В предъявленной автором системе аргументации обнаруживаются заметные изъяны. Экономика Венгрии при Кадаре бодро росла (второй вопрос, за счет чего). Либерализации экономики (качественно отличающейся структурно от большинства стран соцлагеря) вывела уровень жизни венгров на впечатляющие позиции, соразмеряемые с европейскими стандартами того времени.
Размытость критериев и искусственная рамка (30 лет правления диктатора) провоцирует автора материала в "Ведомостях" на утверждение об экономической несостоятельности диктатур (делается одно исключение - Сингапур).
2.
Действительно, хорошо известно: все случаи массового голода за последние 100 лет зафиксированы в странах, где функционировали диктаторские режимы (в нашей истории - голод в Поволжье или в Украине, теперь его называют геноцидом). Однако есть масса других примеров, когда именно из-за экономической несостоятельности предыдущего правления власть берет на себя диктатор (Германия, лежащая в разрухе, примерила на себя Гитлера).
Несомненный (в отличие от авторитарных политических долгожителей) диктатор генерал Пиночет (четверть века правления) заставил мир принять "чилийское экономическое чудо". Представители чикагской экономической школы обеспечили внедрение господствовавших тогда воззрений ("шоковая терапия, либерализация рынка, воплощение идей Фридмана на практике). И сегодня Мировой банк оценивает пиночетовские реформы как примерные.
Правда, популярный у российских левых Стив Кангас разбивает концепт публицистически просто: с 1972 года (Пиночет совершил переворот в 1993 году) по 1987 год ВНП на душу населения упал на 6,4%. Однако он не раскладывает цифру по периодам - например, заметный рост был достигнут к 1981 году; за шесть лет с 1975 г. по 1981 г. душевой ВВП вырос на 38,8%. Не оценивает эффективность мер и реакцию экономики на них; не исследует глубину падения, откуда начался рост - при зафиксированной инфляции в 300% правильно называть чилийскую ситуацию коллапсом, который, при известных усилиях, и может считаться точкой отсчета.
Нужно признать и другое: кризис 1982 года из-за привязки песо к доллару (валютный кризис) и последующий долговой (из-за американской ФРС, поднявшей ставку рефинансирования) показательность "чуда", конечно же, заметно снижает.
Чилийцы долго уклонялись от прямого ответа на вопрос, адекватна ли заплаченная ими цена за полученное ("эффективный менеджмент" Сталина итоговой оценки до сих пор избежал) - судьба Пиночета, впрочем, хорошо известна.
Пример Чили, если подытожить, разбивает сложившиеся стереотипы: при жесткой диктатуре последовательно реализовывалась предельно либеральная экономическая модель. Пример Сингапура говорит ровно об этом же.
Другие "тигры" Юго-Восточной Азии (Южная Корея и Тайвань, например) также стремительно развивались в условиях диктатуры. Теперь самое время задаться вопросом, почему это происходит.
3.
Мобилизационная функция диктатуры обеспечивает рост. Иногда очень высокий. Иногда - значительно ниже среднего по макрорегиону: ресурсы, если они не воспроизводятся, оказываются исчерпанными. Решения, принимаемые диктатором, могут провоцировать кризис из-за специфики управления ("дворцовые интриги", уничтожение талантливых управленцев, авторитарные "кукурузные" решения; реализация масштабных и неэффективных затратных проектов; высокая нагрузка военного сектора на бюджет; реализация изоляционистской политики). Однако кризис может оказаться наведенным, "внешним". Форма правления, полагаю, играет определяющую роль в реакциях экономической системы на кризис, на характер накопившихся проблем; она же определяет и выбор адекватных антикризисных мер.
4.
Почему-то принято считать, будто диктатура не подвержена изменениям - она, якобы, застыла, как лава; вместе с тем, теория организации должна распространяться и на нее также; диктатура переживает периоды, определяющие практику принятия решений и выбор инструментов для их реализации. "Картинка" персонифицированной власти и экономических аспектов ее правления тогда резко усложнится: она разбивается на жизненные циклы.
Не факт, что характер режима априори определяет степень экономического развития. Замечу в скобках: кризис раз в десятилетие (а то и чаще) - неотъемлемое свойство рыночных экономик развитых демократий; стагнация или рецессия - такая же черта рынков, как и их рост. Вряд ли из этого следует делать вывод об экономической несостоятельности демократий.
5.
Классические исследования Артиджа утверждают: диктатура заинтересована в развитии собственной экономики. Устраняется угроза массового социального недовольства, и это серьезный стимул для режима, стремящегося к самосохранению. Я бы попробовал дать такое объяснение феномену: расстрельные команды эффективны только до определенного предела. Второй для меня очевидной причиной является система перераспределения произведенных благ в пользу властных группировок, оплота режима: личный интерес никто не отменял. Карательные инструменты не могут работать бесконечно долго; требуются механизмы, способные поддерживать лояльность. И чем-то за эту лояльность нужно платить.
6.
Режимы отличаются, двух похожих нет - даже при наличии схожих ключевых факторов. Разброс особенно очевиден, если непредвзято взглянуть на постсоветское пространство и его интеграционные объединения: активно реформируемый и успешный Казахстан, создавший благоприятный инвестиционный климат (с несменяемым лидером) контрастирует с Беларусью (лидер плавно приближается к 20-летию правления). Беларусь при официальном росте в 1,5% ВВП испытывает известные экономические трудности (из-за закрытости страны справедливая оценка экономической системы по общепринятым мировым стандартам невозможна).
7.
Брюса Буэно де Мескита называют "Новым Нострадамусом ЦРУ", он считает, что у Путина есть шансы еще на 20 лет правления. Его пять правил для сохранения долгой безраздельной власти не содержат традиционного поиска режимом массовой опоры. Технология военно-политического переворота с установлением диктатуры или "промежуточный" захват власти для последующей передачи власти гражданским, или даже "гражданская диктатура" ("поздний" Батиста, например), подразумевают опору на целый класс бенефициариев (а не узкую группу! - по Брюсу Буэно). Манипуляции от имени класса также имеют место: может осуществляться захват власти и реализация властных полномочий (с известными оговорками - "диктатура пролетариата" ). Режим массово "вербует" себе сторонников и использует мобилизационные технологии для общества ("ночь длинных ножей" - реализация одного из правил Буэно по устранению недавних соратников-заговорщиков; но эта акция играла и немаловажную консолидирующую роль - объединение правящей партии и нации вокруг лидера. Опять же, если оставаться в логике материала, можно вспомнить и аналогичные сталинские процессы).
Критически важно: узкий круг принимающих решения конечен; он быстро заканчивается, едва диктатор начинает подавлять первое недовольство и предупреждать заговоры в своем окружении; рекрутинг элит успешен, если имеется большая база соратников. Диктатура может осуществляться лишь тогда, когда на местах сидят "маленькие диктаторы"; делегирование полномочий неизбежно. "Обкатка" повышает их компетентность и встроенность в систему; репрессии повышают скорость эскалации. Сталин уверенно опирался на номенклатуру. И далеко не всегда принимал решения в интересах своего окружения (что противоречит Брюсу Буэно).
8.
Запрос на сменяемость власти зависим от экономической успешности. Но теперь главное условие стало другим. Даже самый беглый анализ экономики стран арабского Востока показывает: революционная смена власти может происходить не в самых бедных странах. Меняется ментальная рамка населения, власть не успевает за новыми запросами. Диктатура должна овладеть пластикой, динамикой, должна стать легко трансформируемой, и это повышает шансы на последующий безболезненный выход диктатора из властной системы.
Абсолютно тупиковой нынче выглядит попытка тотального прессинга по отношению к своим потенциальным противникам. Пятое правило Буэно в изложении Захарова не работает: оппозиция, как лесной пожар, быстро охватывает территории, еще недавно полностью управляемые.
9.
Брюс Буэно де Мескита не исследует национальные менталитеты, допускающие или не допускающие установления диктатуры: в ряде стран Латинской Америки, Азии и Африки существует многолетняя "привычка" жить под военными.
Остается открытым вопрос, до какой степени диктатуры влияют на экономическое поведение населения после их свержения. Не следует ли отыскивать отложенный эффект, сказывающийся во втором-третьем поколении граждан? Особенно интересно было бы исследовать этот аспект в Испании, в Португалии и в Греции, находящихся в кризисе. Отыскиваются ли в современной Италии последствия корпоративного государства Муссолини (экономика в первый период его правления была вполне либеральна)? Кстати, околовластные российские политологи лет десять назад активно обыгрывали тему корпоративного государства и - по необходимости - чеболи (южнокорейские госкомпании); им нравился итальянский духоподъемный феномен, Путину тогда активно искали идеологию.
10.
Запрос на гражданские свободы самоценен (исламский фактор, впрочем, создает множественные исключения). Доказывать неприемлемость диктатуры (или авторитарного режима) через анализ реализуемой экономической политики - дело, мне представляется, неблагодарное.
Оригинал публикации
Мнение авторов может не совпадать с позицией редакции «Независимой газеты»;
Комментировать
комментарии(0)
Комментировать