0
1
10641

Алексей Рощин 14:23 20.05.2013

Взболтать, но не смешивать


Со вчерашнего дня думаю о фильме «Брат». Не идет, как говорится, из головы. Сразу признаюсь, что я ощущаю резкое различие между этими двумя блокбастерами постсоветского кинопроката – «Брат» и «Брат-2». Второй – это все-таки не более чем аттракцион, «хитрая машинка», собранная по всем правилам жанра: там тебе и пулемет «Максим» из музея, и поп-дива в открытом доступе, и раскаявшаяся проститутка, и козлы-пиндосы – весь набор! И это, конечно, очень немало – поскольку «жанр» у нас снимать практически никто не умеет.

Словом, «Брат-2» - прекрасный, сделанный с каким-то нерусским, почти голливудским мастерством механизм для «сбора кассы»; а первый «Брат»… Первый «Брат» - живой. Это – искусство, мать его. Фильм, который «дышит». Тут мне трудно что-то объяснять, по-моему, это «так же ясно, как простая гамма». Хотя объяснить хочется, хотя бы самому себе. В чем очарование «Брата»?

Ведь Сергей Бодров – правда плохой актер. У него в арсенале всего две интонации и одно выражение лица на все случаи жизни. И песни в «Брате» - не такие уж сплошь хиты, как в «Брате-2». И перестрелки там не идут ни в какое сравнение с «сиквелом»…

Мне кажется, «Брат» - самый лучший и точный образ наших 90-х: того страшного и веселого времени, теперь ставшего почти легендарным. Помните, как тогда говорили – «будет весело и страшно»? Шутка такая была.

В этом его притягательность, и именно этим он многих бесит до жути.

Образ 90-х – образ русской свободы. Единственного времени на памяти не одного, а нескольких поколений, которое можно назвать «свободным». Разве что еще войну можно вспомнить – во всяком случае, некоторые ветераны говорили, что на фронте, на передовой и рядом с ней они иногда тоже чувствовали невиданную, нереальную по всей прошлой и последующей жизни свободу.

И тогда, в 41-45, и в «лихие 90е» эта свобода была очень близко со смертью. Такова, видать, особенность русской свободы – очень она какая-то экзистенциальная. Недолго и всегда «у бездны мрачной на краю».

Вот «Брат» - об этом. Балабанов, по сути, использует тот же прием, что и Шахназаров в «Курьере»: желая показать, что действие идет «на сломе эпох» и герой не вписан ни в какой контекст, потому что в обществе не осталось адекватных «социальных ролей» - режиссер берет на главную роль непрофессионального актера. Этим подчеркивается, что герой как бы немного «вне реальности». Вот Бодров тут идеально вписался и «попал» - как 10 годами ранее Федя Дунаевский «попал» в своего «курьера».

И вот еще какая мысль меня внезапно посетила: ведь снятые Балабановым много позже «Братьев» «Жмурки» - практически вариация на ту же самую тему! Более того: главный герой «Жмурок», Алексей Панин – это ж очень злая авторская пародия на Данилу Багрова! Или, точнее сказать, в «Жмурках» Данила как бы раздвоился на двух молодых гопников-отморозков, исполняемых Паниным и Дюжевым.

Сюжетные совпадения «Брата» и «Жмурок» почти текстуальные: вспомнить хотя бы, что в обоих фильмах в центре сюжетов есть «квартиры смерти» в типовых панельных многоэтажках – где герои вершат расправу над жертвами, происходят пытки и расстреливают друг друга.

Только разница: в «Брате» имеется знаменитый контрапункт: большой многоэтажный дом, квартиры одна над другой: в верхней идет «сейшн», там Бутусов (сам!) запросто пьет вино, там известные и не очень музыканты просто играют, просто поют, там МУЗЫКА – и царят очень простые, приветливые, дружелюбные отношения творческих людей. А буквально этажом ниже трое истеричных и грубых бандита разделывают ножами конкурентов, выбивают им мозги выстрелами, говорят только о «бабках» и готовы в любой момент перестрелять и друг друга.

В «Брате» многое зависит от того, в какую квартиру попадешь. Данила ошибается, попадает в верхнюю: ему слегка удивляются, но принимают без особых расспросов, позволяют погрузиться в совершенно нездешнюю, эпикурейскую атмосферу дружелюбия и импровизации. Потом некий «радиорежиссер» путает и попадает в нижнюю: бандиты лишают его свободы и собираются потом просто прикончить. Данила его спасает, проявив добрую волю. Правда, радиорежиссеру приходится до самой поздней ночи потаскать трупы, да принять участие в незаконном захоронении. Ну ничего – потом он, видимо, сможет попытаться еще раз попасть в дивную ВЕРХНЮЮ квартиру, где хорошие люди нальют ему вина и споют странные, грустные, хорошие песни…

В «Жмурках», по сути, происходит все то же самое, за исключением одного: ТАМ, в мире «Жмурок», НЕТ ВЕРХНЕЙ КВАРТИРЫ. И Алексей Панин, играющий в «Жмурках» местного Данилу Багрова, не слушает никакого Бутусова. Очевидно, потому, что в том мире и Бутусова тоже нет.

«Брат» - фильм 1997 года; «Жмурки» - 2005 года. Режиссер у обоих – Балабанов. И в этом как раз и есть ЧЕРТА между «девяностыми» и «нулевыми».

Тут почему-то вспоминается известная формула из вроде совсем другой оперы, от Джеймса Бонда: «взболтать, но не смешивать». В этом различие: 90-е – время, когда самые разные слои прежнего общества были самым решительным образом взболтаны – но еще не смешаны. Проницаемость «социальных рамок» между слоями безмерно возросла, сами слои оказались в перманентном движении вверх-вниз; бандиты у музыкантов, горные абреки в городском трамвае, музыканты у простых работяг… И Данила – как воплощение этого «взбалтывания»: он ведь одновременно как бы и музыкант, и бандит, и «из простых», и военный – одновременно ни то, ни другое, ни третье.

Слои были взболтаны – но еще не смешались. В этом и есть, собственно, главное и, возможно, единственное очарование 90-х. Та нежность, которая все ж таилась в том суматошном и жестоком времени. Ведь нежно лишь то, что хрупко. 90-е – время последнего русского декаданса. Волей-неволей вспоминаешь тоже балабановское «Про уродов и людей» - как раз о ПЕРВОМ русском декадансе; черт возьми, а ведь выходит, что он был крайне последовательный автор – всю жизнь разрабатывал одну мощную тему!

Вот что есть «Брат»: нутряная, прущая мощно снизу вязкая, мерзкая «хтонь», все эти бандиты с дешевыми прибаутками, мерзейший, похожий на полураздавленного клопа (да-да, я ведь о Брате ОДИН!) братец в блистательном исполнении Сухорукова… Чудесный человек – киллер-фрилансер. И всё – на фоне величественных и пустых красот холодного, то ли брошенного, то ли захваченного Питера, на фоне красивой, но как бы малость потусторонней музыки «Наутилуса».

Факт, что все это ЕСТЬ. Жижа идет вверх, страх витающей вокруг смерти оттеняет музыку.

А в «Жмурках» уже ничего этого нет. Всё СМЕШАЛОСЬ. Бутусов, смешавшийся с бандитами с рынка – это в лучшем случае Шнуров. Но, скорее всего, не более чем Стас Михайлов.

Похоже, когда Балабанов понял, что всё окончательно смешалось в некий серый студень, и верхней квартиры больше нет (точнее, во всех квартирах все более-менее одинаково – режут помаленьку, но почти «не больно») – ему стало совсем скучно. Кормильцеву, автору любимого Багровым «Наутилуса», стало совсем скучно значительно раньше.

Хотя ведь на самом деле российская жизнь просто, после короткого сбоя, вернулась в свою привычную колею. «Скучно жить на этом свете, в нем отсутствует уют. Ветер воет на рассвете, волки зайчика жуют». Тоже ведь питерское стихотворение. Олейников написал еще в 30е годы, незадолго до расстрела.

Оригинал публикации

Мнение авторов может не совпадать с позицией редакции «Независимой газеты»;

Оставлять комментарии могут только авторизованные пользователи.

Вам необходимо Войти или Зарегистрироваться

комментарии(1)


михал влад 10:58 23.05.2013

СЧАСТЬЕ// Алексею Балабанову/ . . возьмите меня – я тоже хочу…// блестят кружки изображая цель/ вновь старый патефон царапает пластинку/ но наблюдатель смог – подглядывая в щель/ прицел свой навести на серединку// настроено домов и кошки там живут/ с хозяевами вместе вперемешку/ ночной костёр пылает – там и тут/ но Бог помилует для неслухов скворечню// в бутылках снова выпито вино/ и не щадит контрольная бумажка/ пришедших в зал – где крутится кино/ в задрипано-зачуханной шарашке// стаканов два на целую артель/ тут всё по паре – не к добру считаться/ до стенок не дойти – там тихо бродит зверь/ отпугивая захмелевших братцев// на колокольнях вороны сидят/ и разговор поддерживая глохнут/ кто сдохнет – на обед того – съедят/ потом заснут и на жердях засохнут// на чёрном озере – у входа набекрень/ вколочен знак – по чёрному там – белым/ лишь для счастливцев открывалась дверь/ проход давая только обалделым// буфет закрыт на съёмках до утра/ и ключ торчит в замочке – без участья/ но часовым стеречь – та самая пора/ глаза им колет свет…// обломком злого счастья// 19 мая 2013// Михал Влад


Другие записи автора