Виктор Широков Г.Гордон. За гранью мифа. – М.: Издательский дом «Классика-XXI», 2007. – 352 с.: ил.
Автор этой новой книги не просто пополнил еще одним изданием уже довольно обширную гилельсиану, но совершил маленькое чудо: рассказывая о великом пианисте и интерпретаторе, сумел донести аромат звучания, увы, отзвучавших концертов.
Казалось бы, музыка невоспроизводима в любой другой форме... Ан нет.
Биограф и музыковед сумел воссоздать музыкальную жизнь 30–80-х годов прошлого века в мельчайших деталях, с блеском и яркостью аранжируя наиболее трудные (они же и ключевые) моменты взаимодействия личностей. Чего стоит только скрупулезное исследование взаимоотношений прославленной пары: Гилельс и Рихтер!.. А еще и более раннее: Нейгауз и Гилельс┘
Что ж, всё как в жизни – шекспировские страсти на уровне коммуналки. Нам-то ближе и понятнее кулуарные дрязги литературного мира, но у музыкантов, оказывается, ничуть взаимоотношения не легче, разве что выразительнее. Само их искусство, несмотря на утешительные записи, прежде всего перформанс, который принципиально невоспроизводим, прежде всего из-за интерпретации.
Тем более замечательно, что в полный рост, возможно впервые, представлена здесь колоритная личность пианиста, его фактурность и уникальность. Вот один из его мгновенных портретов: «Всегда «застегнут на все пуговицы»; с виду суров и неприступен; людского общества избегал, с людьми сходился трудно, никогда не старался быть в центре внимания – напротив, держался в тени; не позволял себе показывать, что было на душе, – ровен и деликатен со всеми; молчалив и больше слушает других – редчайшее качество! – чем говорит сам». И следом: «Один пример ленинградских гастролей в сезоне 1956/57 года дает представление о его неутомимости. В течение четырех дней он дважды играет в Большом зале филармонии (Четвертый концерт Бетховена и Третий концерт Прокофьева), причем каждому концерту предшествуют по две четырехчасовые репетиции, записывает на грампластинки Четвертый и Пятый концерты Бетховена и сонату Вайнберга... знакомится с сокровищами Эрмитажа, слушает несколько молодых пианистов. Сну уделяется не больше четырех-пяти часов┘»
Эксклюзивный фоторяд удачно дополняет впечатление.
А в заключение позвольте воспроизвести процитированную в книге давнюю запись Виктора Астафьева, обозначившую еще одну важную черту к портрету героя повествования: «Приехав на гастроли в Вологду, Гилельс отправился осматривать Софийский собор. Там было очень холодно, и он, потирая руки, все прятал их, но никак не мог согреть. Никто из сопровождавших его ничего не заметил. А вот старушка, «кормившаяся подле храма», заметила и спросила, не мерзнут ли руки.
«– Мерзнут, бабушка, мерзнут, а мне вечером играть. Нельзя руки остужать».
И тут она предложила маэстро свои рукавички.
«Гость охотно подставил руки, бабушка надела рукавички, согретые своими руками, на бесценные руки пианиста, и маэстро ожил, повеселел, долго еще оставался в Софийском соборе┘
Уходя из собора, Гилельс вернул бабушке рукавички и, приложив ладони к левой части груди, поклонился ей легко и элегантно, как это умел делать только он, без заискивания и ужимок:
– Благодарю вас, родимая! Вы очень, очень мне помогли».
...Перевернув последнюю страницу, я вдруг подумал: «А не переиздать ли эту биографию в популярной серии ЖЗЛ?!»
