Деревянный идол

Интернет такая штука, в которой новости распространяются достаточно быстро, поэтому именно в сети стало сразу известно, что Алексей Цветков вернулся в поэтический эфир после молчания, которое длилось семнадцать лет. Конечно, автор вернулся с переосмысленной жизненной философией. Да, в этой философии осталось мало России, но она есть. Да, в этой философии много самого человека, и зиждется она прежде всего на тех культурах, которые ему близки. Поэтому новые стихи автора представляют собой уникальный сплав. Здесь – отголоски Советского Союза, с его категоричной, безапелляционной системой власти, здесь – пока еще слабый голос новой России, здесь Америка с ее динамичностью, здесь Европа с ее инфантильностью. Отдельно можно назвать древнеримскую эпоху, которая проходит пунктиром по творчеству поэта.

Автор вернулся в поэзию, как человек действия, поэтому даже в созерцательности – предчувствие, где каждое слово, как воздух, напоено грозовым озоном.

В замечательном стихотворении «странник у стрелки ручья опершись на посох», которое открывает книгу «Шекспир отдыхает» (2006), мы можем реально ощутить это предчувствие. Буколическая картина спокойной реки, с другого берега которой машет дева, а за ней следит странник-смерть – тот же драйв или, скорее, преддрайв, предстарт. Мгновение, эпизод перед тем, как замершие на миг шестеренки мирового механизма скрипнут и начнут крутиться, смешивая время, закручивая в воронку события, от которых не уйти. Смерть заберет. Но куда? Ведь герой Алексея Цветкова в этом плане – беспристрастен. Здесь есть только два цветовых решения из всего спектра возможных выборов – черное и белое. Белое – жизнь. Черное – смерть. Порог, за которым несуществование. Там «только химия гложет время за слоем слой». Автор практически не фантазирует на тему того, что будет за пределами физического тела. Все, что есть, – образы, метафоры – подчинено жизни. Это – конфликт, который заключается в том, что человек, умеющий различать все пласты мира, не может смириться с тем, что жизнь ограниченна, а смерть – неподвластна силе человеческого разума:

в чреве часовни монах воздевает
руки
с детства боится и молится
богу-буке
нет ему бога и вся эта жизнь
ничья
деве уже не пересечь ручья

Бог в стихах Алексея Цветкова – именно человеческий Бог – это некий деревянный идол, поставленный во дворе. Это – нечто, не обладающее действительной силой управлять событиями мира. Реакция поэта абсолютно понятна. Гибнут люди в метро на станции «Пушкинская», гибнут дети в бесланской школе – этим все сказано. За детей автор не простит Бога, потому что – дети. В стихотворении-отклике на страшные события в Беслане автор пишет:

опустили всю страну
поступили как сказали
потный раб принес к столу
блюдо с детскими глазами
звонче музыка играй
ободряй забаву зверю
если есть кому-то рай
я теперь в него не верю
со святыми не пойду
соглашаюсь жить в аду

Жутко? Так вот это и есть она – правда, не прикрытая никакой политкорректностью. Та правда, которая попадает на язык в виде очень горькой субстанции и которую трудно проглотить с улыбкой.

Как я упоминала выше, в стихах Алексея Цветкова много Америки. Она собрана из секундных клипов – бешеная, стремительная. На фоне этих быстро сменяющих друг друга картин автор – та точка, от которой расходятся его жизненные меридианы.

В книге «Шекспир отдыхает» есть эпиграф из Ницше: «Вот мои звери, – сказал Заратустра, и возрадовалось его сердце. – Самое гордое животное под солнцем и самое мудрое животное под солнцем». Ницшеанский сверхчеловек мелькнет здесь только призрачной аурой, а мудрость и гордость земного существа, которые зиждутся на собственном опыте и свидетельстве многих событий нашего времени, останутся в стихах – этих и тех, которые вошли в следующие книги автора. Нам, молодому поколению пишущих и читающих, остается – видеть, останавливаться и вслушиваться в трудный слог автора.