Глеб Заварзин Илья Глазунов. Россия распятая. В 2-х кн. – М.: Фонд Ильи Глазунова, 2006. 792 + 992 с.
Не случайно, говоря о художниках и литераторах, используют общий глагол – «писать». Илья Глазунов (р. 1930) писал о времени и о себе с помощью кистей и красок, но что-то оставалось за пределами холстов. И немало: его словесный рассказ о собственных «ста жизнях – и счастливых, и кошмарно-трагических» – составил два увесистых тома. «Россия распятая» – это не просто портрет художника на фоне «жестокого ХХ века», вместившего дымы первых пятилеток и костры из икон. Смерть родителей в блокадном Ленинграде и похороны Сталина. Гран-при пятикурсника Академии художеств Глазунова на Международной выставке в Праге и первую персональную выставку в Москве, разруганную в пух и прах официальной критикой┘
Хотя ограничься Илья Сергеевич описанием случаев из жизни – поездок, встреч и т.п., о чем обычно пишут в мемуарах и автобиографиях, это было бы увлекательно само по себе. Взять хотя бы названия глав и подглав книги: «Встреча с Аркадием Райкиным», «Джина Лоллобриджида», «Встречи с Ренато Гуттузо», «Мой друг, посол Италии в СССР»┘ Или историю о том, как 16-летний ученик средней художественной школы при Институте имени Репина Академии художеств СССР Илья Глазунов вместе с однокашниками участвовал в конкурсе на лучший портрет Сталина. Все изобразили вождя народов в ссылке, на Гражданской войне, на кремлевских приемах – по стопам известных, растиражированных картин. Похвалы удостоился лишь эскиз Глазунова, изобразившего Сталина за работой в своем кабинете. Преподаватель живописи отметила оригинальность сюжета, удачную режиссуру света, правильную тональность, добавив, что «предстоит большая работа с натуры». «Не жди, что товарищ Сталин будет тебе позировать», – смеялись товарищи. Но вождь «в натуре» и не понадобился. «В конце каждого полугодия в Институт имени Репина приезжал президиум Академии художеств. Все имена их сегодня уже принадлежат истории советского искусства – от Грабаря до Лактионова┘ Осмотрев очередную выставку студентов, они каждый раз поднимались, кряхтя и посмеиваясь, на последний этаж академии: посмотреть, что делают юные «сэхэшатики»┘ Кстати, тогда они особенно задержались у наших эскизов. Посмотрели юнцов и удалились на свой Олимп.
Не помню, сколько месяцев прошло после этого, но однажды мой друг и соученик Коля Абрамов, которого мы называли Челюсть┘ патетически произнес: «Илья, поздравляю тебя с Государственной премией». «Неуместная глупая шутка», – сказал староста из-за мольберта. «А вот полюбуйтесь. Узнаете?» – победоносно сказал Коля, показывая нам журнал с напечатанной репродукцией очередного сталинского лауреата, академика Р., члена президиума Академии художеств. «Сталин в кабинете, – продолжал Челюсть, – значит, не только мы можем учиться у наших академиков, но и они у нас слизнуть кое-что могут, добавив много сахара».
И других, не менее интересных эпизодов в книге немало, но Глазунов не ограничивается рамками бытописательства. Его цель – рассказать «о своем понимании миссии художника, обязанного быть жрецом национального духа и самосознания народа, огонь которого, не иссякая, горит в лампаде пред ликом Божиим». О нашей истории – «такой же неотъемлемой части жизни» автора, как и живопись. Глазунов-историк пытается воссоздать подлинную русскую историю, не «распятую марксизмом», без купюр и умолчаний. «Почему, например, славяне, часть древнего арийского мира, как будто упали с неба, появившись «внезапно» на страницах истории только с VI века после Рождества Христова? Как будто и не имеет к нам никакого отношения санскрит (столь близкий русскому языку), на котором написаны священные книги Ригведа и Авеста, донесшие до наших дней поэтические воззрения на природу наших далеких праотцов-арийцев, их веру в единого всемогущего Бога. Наука ХХI века утверждает, что география Ригведы и Авесты мифична, как и сами страны арийские. Читатель узнает, где была прародина великой индоевропейской расы и почему эта раса разбрелась по всему миру. Я постараюсь в меру сил вернуть мировой науке величайшее открытие русского гения конца XIX века, обреченного до сих пор на забвение», – обещает Илья Сергеевич в «Прологе».
Отдельная глава посвящена Пушкину – Глазунова-историка интересуют «Пушкин и масоны», «Император и поэт», «Так кто же убил Пушкина?»┘ Здесь тоже немало любопытного. В частности, «некоторые исследователи-пушкинисты» утверждают, что барон Геккерен просил у поэта отсрочки дуэли «для изготовления и доставки из-за рубежа пуленепробиваемого жилета для Дантеса».
