Кукушкины слезы

Что сказать о женщине, добровольно оставившей блестящее положение в свете, родных и друзей, чтобы разделить с осужденным мужем все тяготы каторги и ссылки? Одно слово – декабристка. Слово, давно ставшее синонимом идеальной жены – преданной, благородной, самоотверженной, романтичной... Еще бы: во времена декабристов и декабристок даже приволжский Саратов виделся из столицы страшной глушью (см. «Горе от ума»). А тут, можно сказать, прямо с петербургского бала да на корабль – в возок, в метель, в немыслимую, запредельную Сибирь, да к тому же Восточную! Романтика┘ Когда наоборот из Сибири «в Москву! В Москву!» – это, согласитесь, совсем не то.

Настоящей женой-героиней была княгиня Мария Волконская, воспетая многими поколениями историков, литераторов и кинематографистов. В частности, Некрасов посвятил ей целую поэму, вложив в уста своей героини такие строки: «Найдем мы униженных, скорбных мужей,/ Но будем мы им утешеньем,/ Мы кротостью нашей смягчим палачей,/ Страданье осилим терпеньем./ Опорою гибнущим, слабым, больным/ Мы будем в тюрьме ненавистной┘»

Но есть обстоятельство, которое смущает в пленительном иконописном образе ангела-мужеутешителя. Дело не в том, что Мария Николаевна всю жизнь любила не законного супруга, князя Сергея Григорьевича Волконского, а поэта Пушкина (и даже стала прототипом его Татьяны Лариной). И не в упорных сплетнях о романе с другим декабристом-каторжанином – знойным итальянцем Александром Поджио. А в том факте, что благородная декабристка ради нелюбимого мужа оставила сына Николиньку, которому не исполнилось и года. Оставила на семидесятилетнюю свекровь Александру Николаевну Волконскую вместе со своей родней и поспособствовавшей отъезду невесткой. Старая интриганка усердно обрабатывала Марию Николаевну и весь свет, распуская слух, что иначе бросит все и сама поедет к несчастному сыну. Хотя на деле ни в какую сибирскую тьмутаракань не собиралась. Более того, когда императрица, «снисходя к ее горю», разрешила статс-даме А.Н. Волконской не участвовать в придворных праздничных церемониях, почтенная княгиня как ни в чем не бывало явилась на бал и лихо «танцовала там с императором, к большому скандалу императорской фамилии и всей Москвы».

Но общественное мнение уже подготовлено: отъезд Марии ожидаем и предрешен. «Мой муж заслуживает все жертвы, исключая долга матери, – и я их ему принесу», – писала она отцу, Николаю Николаевичу Раевскому. Однако именно материнский долг принесла в жертву. Своего первенца Волконская больше не увидела – он умер через год после отъезда матери. После этого княгиню всю жизнь сопровождали кресты на могилах: она пережила не только свекровь, родителей, брата и сестру, но оплакала и новорожденную дочь Софью, зятя и внука Сашеньку, по странному совпадению умершего в возрасте Николиньки.

Что это – случайность, злой рок? Скорее закономерная расплата за брошенного сына – цена благородства оказалась слишком высока.