Елена Хорватова. Мария Павловна. Драма великой княгини. – М.: АСТ-ПРЕСС КНИГА, 2005, 385 с.
За последние годы возник у нас новый, если так можно выразиться, «женский» жанр. Это когда женщины в особой, сладкозвучной манере пишут о женщинах. Не важно, из какой эпохи очередная героиня, главное, чтобы она была «великой». Остальное – не имеет значения. Валентина ли это Серова, Марина Цветаева, Мария Волконская или княгиня Ольга – все они становятся героинями «женских историй», писанных будто бы одной рукой, одним пером. Что-то в таких книгах есть от суфле и пастилы, от «маленьких женских радостей», недоступных грубым мужчинам.
Вот красиво и со вкусом изданная книга «Мария Павловна». Название довольно-таки интимное и сразу располагающее к «задушевности». Меж тем имеется в виду великая княгиня Мария Романова. Чуть ниже так и подписано: «Драма великой княгини». Глаза, конечно, у читателя разгораются – «драма» ведь! Да не чья-нибудь, а «великой княгини»!
Никто не спорит, жизнь у большинства описываемых людей (т.е. женщин, отобранных исключительно по набившему оскомину гендерному признаку) была не сахар. Действительно драма, а подчас и трагедия. Но только вот почему авторы-женщины с какой-то маниакальной наивностью тщатся доказать читателю, что их героини – «хорошие»? И не просто «хорошие», но мученицы, и страдалицы, и гении, и их «аршином общим не измерить»? От этого что-то человеческое утрачивается, и возникает┘ повесть женщины о женщине. О том, что «мы тоже не лыком шиты, и великие княгини любить умеют».
Существует девочка, рано лишившаяся матери (допустим, княгиня Романова – а это, конечно же, куда интереснее, чем простая смертная). Потом – довольно-таки избалованная и мало приятная девушка невестка шведского короля Густава. Потом – сестра милосердия, во время Первой мировой войны работающая на износ в псковской больнице – раненые, операции, перевязки┘ Этакая «Золушка Романова», воспитанная в викторианском духе. Фрагменты картины: отречение царя, революция, гонения на Романовых, замужество по любви, рождение второго сына (первый остался с дедушкой Густавом), переход через границу, работа во Франции на Коко Шанель, основание собственного бизнес-предприятия – торгового дома «Китмир»┘ Взлеты и падения. Вышивки и шитье. Развод и одиночество. «То в тень, то в свет перебегая┘» Переезд в Америку. Мемуары. Человеческая жизнь двадцатого века.
Казалось бы, описать все это можно очень даже мило. Но странный привкус дамского романа все-таки остается. Как будто автору никак нельзя увидеть в своей героине человека, а требуется немедленно разглядеть что-то еще. Подвижничество? Мифический подтекст? Сказочную Золушку?
Вот Мария, убегая из большевистской России оставляет новорожденного сына родителям мужа. И вроде бы все комментарии автора идут от сердца – у героини явный «недобор женского начала», она оставляет «крошечный, беззащитный комочек┘ в ужасающих условиях Гражданской войны, голода, произвола┘». Но что-то здесь все время раздражает (как Фамусова Софьины проделки): «То флейта слышится, то будто фортепьяно┘» Здесь слышится явная мелодрама. Автор как будто и сам не знает, что делать с таким вопиющим фактом. И далее находит выход: «Можем ли мы до конца понять, какие чувства двигают человеком, который знает, что ежечасно рискует оказаться у расстрельной стенки в ЧК?»
Вот Мария спаслась из лап большевиков и перебралась в Бухарест под крыло королевской румынской четы. «Пара потертых и вышедших из моды платьев, поношенное белье и носовые платки со споротыми метками – вот и все, с чем осталась Мария, выброшенная, словно моряк после кораблекрушения, на твердую землю. У нее не было даже ни одной пары шелковых чулок, что особенно угнетало┘» Королева Румынии оделяет ее платьями со своего плеча. Ничего себе – наряды. Но┘ «Судя по сдержанному тону Марии о королевских обносках, которые ей «перепали», можно заключить, как больно была ранена ее гордость┘» Чего-то тут не хватает. Для этого нужно вспомнить еще раз о жанре мелодрамы. В ней нет места юмору и трезвой оценке событий. Героиня все время должна представать в облике «женщины ответственной, даже самоотверженной, доброй, умной, верующей┘». Но не смешной. Этого нельзя. Вот тут-то и выходит «и смех, и грех».
Люди, близко знавшие великую княгиню, пишут следующее: «Она кичилась своим происхождением», «Она никогда не давала забыть, что она великая княгиня┘» Кому верить? Может, правда – посредине? Нет, автор честно приводит «негативистские» высказывания, делает много верных и беспристрастных замечаний┘ Но атмосфера мелодраматического поклонения «великой тени» все время туманит взор и не дает разглядеть чего-то, чего в «дамских романах» не бывает┘
Жалкости человеческой. Самодовольства. Глупости. Упрямства. Забавности. Обычных человеческих черт. Не специфически «женских», шоколадно-мармеладных самоотверженности и стойкости немыслимой, а свидетельства о жизни. Без подписей: «Драма великих! Смотрите все!»