Елена Морозова. Казанова. - М.: Молодая гвардия, 2005, 350 с.
Во время оно Мандельштам жаловался, что "Нет рассказчика для жен / В порочных длинных платьях, / Что проводили дни, как сон, / В пленительных занятьях: / Лепили воск, мотали шелк, / Учили попугаев / И в спальню, видя в этом толк, / Пускали негодяев".
Как это - нет? Поэт немилосердно ошибался. Вот он, пожалуйста: Джакомо Джироламо Казанова, сущий венецианец по характеру и "рассказчик для дам" по призванию (правда, не только для дам, но и для придворных хлыщей, коронованных особ, ученых людей и прочих представителей пола мужеского). Философ-дилетант, ненавидящий Вольтера, всю жизнь писавший памфлеты, пьесы, ученые труды и докладные в высшие инстанции, под конец разродившийся дивными и наглыми "Мемуарами"┘ Выскочка, увешанный драгоценностями, словно рождественская елка, вечно в полете (как правило, из одной тюрьмы в другую, от одной авантюры к другой), вечно (вот дьявол!) награжденный очередной дурной болезнью вместо почетной должности, вечно присматривающий очередную лукавую красотку и мимоходом срывающий целые охапки цветов невинности┘ Любовник собственной дочери, отец собственного внука, но не насильник, не людоед (все делается по обоюдному желанию)┘ Многоликий, многогранный, многообещавший (и, как у Тэффи, некоторые, особо интересные свои обещания сдержавший)┘ Кто же он?
Джакомо Казанова, как то явствует из книги, выскочил в большой мир, как черт из табакерки, чуть не в буквальном смысле слова: в детстве он часто болел, и некая колдунья, дабы излечить малого, напичкала его волшебными шариками и засунула в сундук - до вечера. Из сундука будущий Казанова вылез преображенным: сын танцора и актрисы исцелился, обрел нежданно-негаданно остроту ума, пылкую страсть к учению и вышеозначенным дамам.
Джакомо было где развернуться. Век, ему на радость (как и прочим авантюрным личностям вроде графа Сен-Жермена, Калиостро и т.д.), оказался самым что ни на есть "галантным" и "просвещенным": любовные услады, перемежающиеся с интересом к магии, волхвованиям и философствованию, занимали умы граждан по всей Европе.
"Бегунок", "скакун", "молния", "человечек в маске", "шпага, разящая, но не лишающая жизни", так сказать, нежно любимый орган Казановы, его "талон на место у колонн", вел деятельную и полную приключений жизнь. "Красивые, как ангел, и злобные, как дьявол" барышни сыпались на его владельца, как горох, - только успевай подбирать. И Казанова вертелся, как уж на сковородке: только разделаешься с одной, смотришь - в твои объятия стремглав летит другая. Правда, как то явствует из подробного анализа веселой жизни Казановы, проделанного Еленой Морозовой, наш прелестник вовсе не был (да и не желал быть) "либертеном". "В литературе того времени герой-либертен уподоблялся воину на поле любовной брани. Задачей этого воина было разбить и уничтожить врага, роль которого отводилась женщине. Покоряя и унижая свою жертву, либертен самоутверждался. Возлюбленная не интересовала его как личность┘"
Что касается интереса к "личности" возлюбленной, то здесь Казанова тоже пролетал со свистом, вписываясь в нестройные ряды "воинов-либертенов". Но вот насчет "разбить и уничтожить", это - увольте. Любвеобильный Казанова, как ни крути, не был маркизом де Садом. Наш ветреный венецианец (величаемый в книге то "Соблазнителем", то "Авантюристом" - с большой буквы) даже про инцест размышлял так: "Когда отец овладевает дочерью силой, используя свою родительскую власть, он поступает как тиран, что отвратительно. Но если отец и дочь взаимно любят друг друга как любовники, следовательно..."
Настоящие либертены тоже были не против инцестуального разгула, но для Казановы здесь важно не само "преступное кровосмешение", а, скорее, милая его сердцу идея, что, дескать, надо все решать полюбовно и наслаждение должно быть взаимным. К чему нам всякие садистические выкрутасы? Душу-то они не греют┘ Да и телу радости особой не приносят┘
Вооружась хитроумным этим измышлением, шлялся "гражданин мира" по самым разным городам и весям (его заносило даже в Константинополь и Санкт-Петербург), готовый пойти на любые жертвы ради дам в порочных платьях. Впрочем, нет, не на любые: с некоторых пор Казанова стал возить с собой особый чехольчик - "одеяние из тонкой прозрачной кожи без выхода на конце и с тонкой розовой ленточкой на входе, которая затягивается, подобно завязкам кошелька". Длина чехольчика была восемь дюймов (что немало), и некоторые психоаналитики все никак не могут решить вопрос: можно ли эти самые пресловутые дюймы счесть длиной милого сердцу Казановы "человечка" или это размеры, так скажем, его "маски" с ленточкой? Вопрос глубокий, насквозь психоаналитический, и решать его, видимо, придется еще не один год┘
Впрочем, наш "негодяй", которого то и дело "пускали в спальню, видя в этом толк" (а толк для дам, кстати, и в самом деле был, и немалый), несмотря на защиту чехольчика, все-таки не мог уберечься от недугов. Однако темпераментная, забывчивая и непоследовательная его натура помогала ему не слишком сосредоточиваться на этих неприятностях.
"Тот, кто быстро пламенеет, тот охладевает вмиг" - эта строчка из оперетки подходит Казанове как нельзя более. И касается это не только любовных игр, но и отношений с "великими мира сего", например со святейшими инквизиторами. Попечители о спасении душ человеческих, которыми тогда буквально кишела Италия, недолго думая, упекли распутного молодого Казанову в свинцовую тюрьму Пьомбо, откуда ловкий авантюрист бежал через полтора года. Рассказ об этом событии Казанова издал для вящей пользы дела (т.е. поддержания своей репутации человека необычного), и тот имел неизменный успех. Однако ненависть венецианца к заточителям оказалась нестойкой. В пожилые (и не очень сытые) годы Джакомо становится ни много ни мало платным осведомителем Святейшей Инквизиции.
Вообще похоже, что на долгоиграющие чувства этот чаровник не способен. Что поделаешь┘ Дам это - за редким исключением - устраивало. Они пылали, злились, рыдали и каверзничали как могли. Словом, жили с Казановой полной жизнью. Нам же остается кое-где облиться слезой, кое-где похихикать, а кое над чем и задуматься┘ Ведь легендарная все-таки личность.
Кстати, водруженный на могиле Казановы крест через короткое время свалился сам собою. Люди говорили: некая женщина зацепила его своей юбкой, и он рухнул. Вот ведь что с развратниками-то бывает. Бог шельму метит, пусть даже и посмертно.