Есенин и носы

Люблю Государственный литературный музей, в частности тот "отсек", что в Трубниковском переулке: сокровищница, да и только. Рукописи и прижизненные издания гениев, альманахи ушедших времен, вещи, вещицы, предметы быта┘ Для уяснения общей ауры и персональных миров все важно, все не лишнее. Мелочей в литераторском наследии нет. "Заходите, пожалуйста. Это/ Стол поэта. Кушетка поэта./ Книжный шкаф. Умывальник. Кровать./ Это штора - окно прикрывать./ Вот любимое кресло. Покойный/ Был ценителем жизни спокойной┘" - начало прелестной сатиры Давида Самойлова "Дом-музей", где тетрадки и сюртук с рваной полой, дневники и стакан с блюдцем, лавровый венец и канапе - все трактуется экскурсоводом с сугубой многозначительностью.

Впрочем, такой вес затекстовым экспонатам, писателя окружающим, придают не только музейные работники, но и сами литераторы. Жил-был в дореволюционном Петербурге переводчик на немецкий (и "Бориса Годунова", и "Недоросля", и "Ревизора" перевел - во как!) Федор Федорович Фидлер, собравший, кстати, к 1911 году преинтереснейший том "Первые литературные шаги. Автобиографии современных русских писателей", - так вот он не просто коллекционировал автографы и реликвии. Он, Фидлер, у каждого курящего автора брал на добрую память папироску. А Иван Алексеевич Бунин этим делом восхищался и, по воспоминаниям жены, рассуждал: "Ведь это так характерно - кто какую папиросу курит! Я, например, курю очень тонкую, а такой-то толстенную, как и цигарки с трубками - у всех разные┘"

Что уж тогда говорить о рисунках, полотнах, гравюрах, эскизах, автошаржах самих писателей, которые тоже "у всех разные" и дают неоценимый комментарий, если не ключ, к их индивидуальным словесным тайнам┘ Короче, в Трубниковском не так давно открылась грандиозная экспозиция из запасников: изобразительное творчество писателей, классиков и современников. "Писатель рисующий", так называется эта выставка, приуроченная к 70-летию музея. Выпущен и альбом-каталог с энергичным предисловием директора музея Натальи Шахаловой и с научной вступительной статьей искусствоведа Юрия Герчука "Слово и линия". В заметке о каждом из участников экспозиции (а их около сотни: от Жуковского и Лермонтова до Пригова и Нарбиковой) обозначены тонкие и по большей части пленительные связи меж словесным и линейно-цветовым началами внутри частной мастерской.

Так, гениальные рисунки Пушкина являются продолжением его стремительного почерка. Так, Батюшков, по определению одного из его современников, писал "элегию или балладу в красках". Так, акварели и стихи Волошина неразделимы, зачастую - как взаимовариации. Так, иллюстрации Андрея Белого к "Петербургу" и "Москве" гротескуют идеи этих романов.

Давид Бурлюк воспринимал живопись и словесность как сообщающиеся сосуды своего эго: кстати, он, уже в Америке, издавал вместе с женой журнал "Color and Rhyme" - "Цвет и рифма". Алексей Ремизов сам оформлял свои книги, склонность к шаржированию мира объясняя так: "По мне ведь лучший портрет тот, где карикатурно, а значит, не безразлично".

На выставке много именно таких небезразличных портретов: разглядывая, как Каролина Павлова пишет Гоголя, Брюсов - Бальмонта, Тарасенков - Пришвина, Трифонов - Паустовского, Коваль - Тарковского, мы узнаем для себя, словно бы читая страстное эссе, много чего нового и о портретисте, и о натурщике.

Особая статья - автопортрет писателя, рассматривающего самого себя взглядом рисовальщика: обстоятельный Тургенев предстает в ореоле неожиданной для нас лукавой самоиронии, а саркастичный Войнович глядит с непривычно печальной премудростью┘

Выставка в Трубниковском настолько "прекрасна и удивительна", что ее надо смотреть, а не пересказывать. Из разряда удивительного: у Есенина преобладают рисунки профилей и, в частности, отдельно взятых носов. Почему? Линия Гоголя? А вот и нет. Пояснение С.А. Толстой-Есениной гласит: "Он мне рассказывал, что его отдали учиться к какому-то иконописцу и тот его все заставлял носы рисовать. Это было так скучно, что Сергей ушел от него и научился рисовать только носы┘"

"Любите живопись, поэты", - некогда призывал коллег Заболоцкий, а мы его возьмем и перефразируем. Любите (и смотрите) живопись - поэтов! Прозаиков, конечно, тоже.