Зинаида Пастернак. Воспоминания. - М.: Классика-XXI, 2004, 240 с.
Воспоминания Зинаиды Николаевны Пастернак (по первому браку - Нейгауз) можно читать тремя способами. Во-первых, как любовную мелодраму с несколькими любовными треугольниками, промежуточным хеппи-эндом и запоздалым катарсисом. Во-вторых, как записки о жизни советской элиты с описаниями писательских банкетов во время голода 30-х годов, способов получения путевок в закрытые санатории, размеров пайков из лимитных магазинов и иерархии участков на государственных дачах. Наконец, на эти воспоминания можно смотреть как на хронику семейной, творческой и политической жизни Бориса Пастернака, от фавора в сталинскую эпоху до "нобелевской" травли писателя за роман "Доктор Живаго". Последний способ прочтения предпочтительный.
Зинаида Николаевна принялась за мемуары в 1962 году, через два года после смерти Бориса Леонидовича и за четыре года до собственной кончины. То был для нее очередной бедственный период: после обеспеченной жизни дамы высшего света она оказалась одна, в больнице, да еще и без средств к существованию. В ожидании пенсии приходилось уповать на милость Хрущева. То ли по причине этих обстоятельств, то ли по природному темпераменту слог ее воспоминаний строг, скуп и лаконичен. Порой прямолинеен и резок. Сдержанность и прямолинейность, впрочем, были у Зинаиды Николаевны в крови. Именно эти черты ее характера в свое время дали повод близким упрекнуть ее в жестокости. Сразу после первых дней близости с Борисом Пастернаком Зинаида Николаевна написала письмо своему первому мужу, пианисту Генриху Нейгаузу. Тот в этот период был на гастролях. В этот письме Зинаида Николаевна без утайки выложила всю правду-матку. Рассказывают, что Генрих Густавович получил этот послание накануне концерта. Посредине выступления он закрыл рояль и заплакал. Надо отдать должное Зинаиде Николаевне: она потом корила себя за эту поспешность.
В своих воспоминаниях Зинаида Николаевна сохраняет тот же тон бескомпромиссности. Ее удивляет холодность Ахматовой, с которой поэтесса отреагировала сначала на известие о первом аресте ее мужа Николая Пунина, а потом и на весть о его счастливом освобождении. Ее возмущает самовлюбленность Осипа Мандельштама, не желающего слушать ничьи стихи, кроме своих. Разумеется, Зинаида Пастернак испытывает глубокую антипатию к первой жене Бориса Леонидовича Евгении Владимировне и его последней пассии Ольге Ивинской. В последнем случае к чувству женской ревности примешивалась еще и ревность прототипа литературного персонажа. Зинаида Николавна имела все основания считать себя главным прообразом Лары из "Доктора Живаго", ведь история связи Лары с Комаровским была списана Пастернаком прямо с Зинаиды Николавны. Однако под конец жизни Пастернак на прямые вопросы жены о прототипе Лары отвечал уклончиво: мол, образ собирательный.
И тем не менее единственный, кого Зинаида Николаевна окружает ореолом безмерного почитания, это Борис Пастернак. Она вспоминает его мужество, с которым он однажды во время водной прогулки спас их от верной гибели. Она описывает детское простодушие, с которым Борис Леонидович вступался перед Сталиным за опального Мандельштама. Она рассказывает о его безрассудной порядочности, с которой он отказался подписать письмо в поддержку расстрела Тухачевского, Якира и Эйдмана. Она не устает повторять о бескорыстности Пастернака, отказывавшегося от многотысячных зарубежных гонораров и всегда приходившего на помощь страждущим.
Говорят, Зинаида Николаевна писать мемуары не хотела. Уговорили родственники. По какой причине она так сопротивлялась этой мысли, неизвестно, но усилие, с которым она повествует о своей жизни, чувствуется. Не потому ли, что прямота и честность требуют раскрытия куда больших тайн, чем это необходимо для сохранения доброй памяти?