Юлия Качалкина Русский Берлин 1921-1923: по материалам архива Б.И. Николаевского в Гуверском институте / Сост., подгот. текста, вступ. ст. и коммент. Л.Флейшмана, Р.Хьюза, О.Раевской-Хьюз. - Paris - М: YMCA-Press - Русский путь, 2003, 392 с.
"Русский Берлин" - книга поистине легендарная. И по содержанию, и по тому, кто ее составил: Лазарь Флейшман в 1981 году написал уникальный научный труд, посвященный творчеству Пастернака; Ричард Хьюз - муж скандально известной американской поэтессы Сильвии Плат, сам был не последним в ряду прочих драматургом, поэтом и журналистом. Материалы для "Русского Берлина" они собирали в архивах Гуверского института, но за свое усердие удостоились лишь пары более чем скромных сносок. Несправедливо, право же┘ В парижском "YMCA-Press" двадцать лет тому назад этот эпистолярный сборник впервые увидел свет. Данное переиздание на сегодняшний день - единственное.
"Русский путь" в 2002 году уже отметился антологией "Нового журнала" - в сборник вошли тогда важнейшие свидетельства современников о судьбах Петра Чайковского, Николая Бердяева, Ивана Бунина и многих других, чьей творческой отдушиной шестьдесят лет назад стал этот эмигрантский журнал в Нью-Йорке. Полиграфическое качество обоих изданий оставляет желать много лучшего, правда, ценность содержания этим не умаляется.
В 1920-е наша литература искала нового героя - то ли Хулио Хуренито, то ли отщепенца Максудова. Тогда еще можно было сбежать, еще железный занавес не перерубал тебя пополам, как магические ворота из пелевинского "Принца Госплана". Блоку все-таки жестом властительной щедрости позволили умереть на родине и не вылечиться. Булгакову, уже спустя десятилетие, отказывались оформить загранпаспорт, а единственным "возможным" зарубежьем Мандельштама оказалась Воронежская ссылка.
Но Александру Ященко - профессору международного права - белый билет "невыездного" не дали. Вот он и уехал - сначала участвовать в эмигрантском берлинском журнале Станкевича "Жизнь", а потом, набравшись боевого опыта, с
1921-го по 1923 г. издавал свой собственный - под бесхитростным названием "Русская книга". Журнал Станкевича все-таки гнул политическую линию прекращения гражданской войны и воссоединения русского общества, классово разобщенного революцией 1917 года. Ященко же острую злободневность показывал своему читателю через романы, рассказы и стихи, а не жесткую публицистику. Несмотря на то что в молодости поэтически настроенный Ященко считался эпигоном Валерия Брюсова, на настроении журнала это никак не отразилось. Механистический подход к литературе полностью исключался - жанрам в "Русской книге" возвращалось их нормальное, не экспериментальное человеческое наполнение.
Через три месяца после выхода первого номера к названию прирос эпитет "новая". Однако это был скорее условный акт, чем символ внутреннего изменения журнала.
Алфавитный указатель "Русского Берлина" пестрит знаковыми фамилиями: Бунин, Амфитеатров, Грабарь, Сологуб, Алексей Толстой, наконец. Писем на каждого пришлось немного - до десятка, но в них - вся суть писавшего. И почему-то, когда Толстой интересуется гонораром, а его супруга в парижских апартаментах жалуется на отсутствие нормального письменного стола ("┘говорят, таков стиль всех французских квартир, а так как мы одну половину дня проводим все же вне постели, то и не знаем, где нам придется приткнуться с работой"), начинаешь элементарно злиться. Хотя материальную заинтересованность, например, Цветаевой, воспринимаешь с уважением.
Архивы берлинской русской эмиграции содержат, разумеется, гораздо больше материалов, чем физически смог вместить данный том. Но и та часть, что в нем представлена, снабжена отличным научным комментарием. Помимо этого письма каждого автора предварены биографическо-библиографической статьей. Интересно, что статьи эти совсем-совсем разные, так, о Марке Алданове - как будто читатель сталкивается с ним впервые, а о той же Марине Цветаевой - не просто текст с датами рождения и смерти, но фигура мнения с непременным умолчанием о некоторых жизненных подробностях.
Огромный минус "Русского Берлина" в том, что переписка получилась односторонней. Да, мы прочувствовали юродствующего Ремизова и наивно восторженного Чуковского. Но нет ответного им Ященко. Он на манер беккетовского Годо - навеки остался в ожиданиях других.
