Наталья Зоркая Жан Марабини. Повседневная жизнь Берлина при Гитлере / Пер. с фр. Т.А. Баскаковой. - М.: Молодая гвардия, 2003. - 308 с. (Живая история: повседневная жизнь человечества)
Книга написана в середине 1980-х гг., когда на Западе тема повседневности (давшая - в силу непроясненности и размытости выдвинутого понятия - практически неисчерпаемый материал для описания) уже прочно вошла в обиход не только различных гуманитарных дисциплин, включая историю или литературоведение, но и в околонаучный и журналистский обиход. Представляя собой, по сути, "пустую" конструкцию, формула "повседневной жизни" (будь то заключенные, женщины средневековья, римские рабы или первые христиане) как бы давала ключ к проникновению в различные сферы реальности и устраняла разрыв между абстрактным, отвлеченным знанием ученого наблюдателя и эмпирией.
Но уже в предисловии автор - вольно или невольно - разрушает выбранную им конструкцию: как можно, вопрошает он, писать книгу о повседневной жизни людей в период, когда она разрушалась и исчезала под систематическим и беспощадным гнетом тоталитарного режима? Главным для Марабини является не повседневность берлинцев, а потребность разобраться с "черными пауками" режима, ибо только знание их интриг и внутренних конфликтов позволит, по его мнению, понять, что происходило в то время. Собственно, именно история этих ужасающих по своим последствиям внутри- и внешнеполитических интриг, тайных заговоров, направленных и на врагов Гитлера и против него самого, дающих специфический взгляд на работу государственной машины, и составляет то главное содержание книги, которое пронизывает всю событийную хронологию жизни Третьего рейха и самой войны - от "ночи длинных ножей" до провала антигитлеровского заговора в июле 1944-го и падения Берлина.
Город и его обитатели становятся более или менее полноправными героями рассказа только где-то к середине книги, к моменту, когда повествование подбирается к периоду разгара войны (1943-1944 гг.). До этого момента повседневность представлена лишь как зыбкий фон, вкрапления едва прорисованных картинок: то из жизни сытого и равнодушного к политике высшего света, артистической богемы, театрального и киношного мира, то - простых обывателей, гуляющих по Тиргартену или отправляющихся в кино или театр. То тут, то там промелькнет название модного берлинского кафе или шикарного отеля "Адлон", будут проброшены имена знаменитых в эти времена художников, актеров, режиссеров, но все это только намеченный быстрыми мазками "человеческий фон", образующий некий театральный задник для главных событий, происходящих на политической сцене. И только в момент, когда реальность войны начинает непреложно вторгаться в жизнь города - миллионными потоками остарбайтеров, продуктовыми карточками, черным рынком, французскими проститутками, похоронками, появляющимися в городе раненными или уже искалеченными войной "отпускниками", когда наконец начинаются страшные кровавые времена "ковровых бомбардировок", город, представленный через портреты и судьбы нескольких реальных героев, становится ощутимой частью повествования. И не о повседневности уже речь, а о стремительном ее уничтожении.
Жанр книги - документальная журналистская проза, с элементами политического детектива, попытками нарисовать психологические портреты главных героев. Книги подобного рода (отчасти напоминающие Юлиана Семенова, особенно его "Семнадцать мгновений весны") - наверное, на любителя. Ведь это и не историческая беллетристика, и не собственно документальное расследование, не исторический труд, хотя автор и опирался в своей работе на обширную литературу, кстати, в основном посвященную именно истории Третьего рейха. Книг же, которые могли бы послужить автору именно источником свидетельств о жизни горожан, в библиографии - не более двух-трех.
И похоже, что жанр этот не слишком близок переводчику (сама книга переведена очень хорошо - живым, легким, динамичным языком), иначе что же заставило ее пуститься в нелегкое предприятие комментирования, добросовестность которого порой приводит к обратному результату. Текст комментариев - от подробных энциклопедических, биографических справок на практически каждое появляющееся в книге имя независимо от степени его возможной известности широкому читателю до самостоятельного описания в комментарии мельком или кратко упомянутых в тексте событий, военных операций, обширных дополнительных цитат из использованной самим же автором литературы, вплоть до выдержек из "Доктора Фаустуса" Манна (который, без сомнения, много ярче и глубже пишет об этом трагическом времени) начинает жить в книге своей собственной жизнью, вторгающейся порой в авторское повествование, нарушая его ритм и динамику. Понятно, что этот труд продиктован желанием сделать книгу более прозрачной и понятной. Но (при всем уважении) все же приходится сказать, что такая работа оказывается для самой книги "подрывной". Вероятно, этого можно было бы избежать, если бы комментарии были отнесены в конец книги и представляли тогда самоценный дополнительный материал.
