Я, моя фантазия и я сам

Арнольд Шенберг. Письма. Сост. и публ. Э.Штайна. Перевод Виктора Шнитке. Общ. ред. М.Друскина. - СПб.: Композитор, 2001, 464 с.

"Вот вам пример рекламы: изображен человек, задавивший ребенка, который лежит мертвый перед его машиной. Человек в отчаянии схватился за голову - но не потому, что он думает: "Боже, что я наделал!" Ибо надпись гласит: "Увы, теперь уже поздно - оформляйте страховку в такой-то компании своевременно". Этих-то людей я должен учить композиции!" (Письмо # 211, Оскару Кокошке).

Или такой пассаж: "Композитор, создавший "Лунного Пьеро" и другие произведения, которые изменили историю музыки, благодарит вас за почетное приглашение принять участие в написании магистерской диссертации. Однако, на его взгляд, важнее, чтобы он создавал такие произведения, которые никогда не будут познаны претендентами на магистерскую степень; а если последние и познают их, они никогда не почувствуют дистанции, которая должна была бы удерживать их от того, чтобы докучать композитору подобными просьбами" (Письмо # 189, Роуз Ресник).

Ну или что-нибудь в следующем духе: "Вы несправедливы ко мне и к моей фантазии. Не спорю, ей уже случалось загораться предметами, действительная ценность которых была порождена исключительно ею самой. Возможно, это случалось с ней оттого, что я позволял ей участвовать в создании произведений искусства; возможно, это случалось оттого, что у нее вошло в привычку всегда только так и делать: самой рождать и предмет, и его ценность, и огонь... Простите, но я никак не могу дать свою фантазию в обиду. Ведь моя фантазия - это я сам, поскольку я сам есть лишь порождение этой фантазии. А обижать своих родителей не позволит никто" (Письмо # 10, Ферруччо Бузони).

С момента выхода "Писем Шенберга" на русском языке эта волшебно изданная книжка уже успела приобрести репутацию настольной. Я точно знаю, многие кладут ее аккуратненько рядом с "Диалогами" Стравинского. Между этими двумя "авторпортретами" умещается мир музыки ХХ века. Так уж он сам собой устроился, что одним его полюсом считается Стравинский, другим - Шенберг. В чем-то эти книги похожи - в них весьма картинно пульсируют художественные пространства, заметны разные герои (здесь одни из самых выразительных - письма Шенберга Кандинскому, Малеру). Но "Диалоги", хотя и полны ядовитой полемики, все же представляют независимого, остроумного автора, занимающего позицию наблюдателя. "Письма Шенберга" устроены так же, как и сам их автор: они требовательны, они апеллируют к самоотдаче, к эмоциональной пристрастности. Шенберг ежесекундно требует от человечества непременного и реального напряжения. Он не понимает расслабленности и не понимает ничего, что "просто так". Его письма - экспрессионистский документ, художественный факт экспрессионизма. Он открывается 1910 годом (тогда автор начал сохранять собственный эпистолярий в копиях) и заканчивается 1951-м - годом смерти автора в Америке, когда след европейского экспрессионизма давно простыл и никто еще даже не думал открывать его заново.

Русское издание писем ждало появления на свет больше 35 лет. Идея принадлежала известному музыковеду Друскину. В подробном предисловии Ковнацкой, взявшей на себя работу по подготовке книжки после его смерти, не чересчур подробно, но достаточно, для того чтобы увидеть дикость всей этой истории, излагается почти сорокалетняя история отклонения проекта. При том, что "Письма Веберна" и "Диалоги" Стравинского - издания, задуманные Друскиным в той же серии (начать-то он хотел именно с Шенберга), - все-таки вышли на русском в ХХ веке, Шенберг умудрился перелезть в чужое ему столетие. Зато теперь издание вышло строгим, подробным, красивым и выразительным. С предисловиями, с материалами о самом Шенберге и первом издателе его писем Эрвине Штайне, с адекватными примечаниями и волшебными иллюстрациями. Оно сделано с той степенью научной выверенности, которая позволяет тексту не позировать, но течь: и ровно так, с непременным напряжением неуклонного движения, как текла художественная жизнь их автора.