Петит

Ее величество женская слабость

Евгений Анисимов. Анна Иоанновна. - М.: Молодая гвардия, 2002, 362 с.

ВСЕ ИСТОРИКИ, которые до сих пор писали о венценосной племяннице Петра I, руководствовались, кажется, одним-единственным принципом: "Об Анне Иоанновне - либо плохо, либо ничего". Ее правление было принято ругательно кратко характеризовать "бироновщиной": тот, кто был фаворитом императрицы при ее жизни, стал ее политическим клеймом в глазах последующих поколений. Между тем последующие поколения явно сгущали краски. Вот взгляд одного из мемуаристов: "Сердце ее (Анны. - Н.О.) наполнено было великодушием, щедротою и соболезнованием, но ее воля почти всегда зависела больше от других, нежели от нее самой..." Действительно, государственные заботы не были ее коньком, и потому Анисимов пишет все больше о человеческих качествах императрицы: о ее суеверном благочестии, о ее пристрастии к шутовским представлениям, о ее склонности посплетничать, о прочих чертах ее характерах, которые в своей совокупности представляют фигуру посредственную, но незлобивую. Реабилитирует Анисимов и "любимого обер-камергера" Анны Иоанновны - Эрнста Иоганна Бирона, в уединении с которым императрица, как говорят, проводила сутки напролет и который был хамом, безусловно, но злодеем - никогда. Совершенно особый - самодержавный - быт этих вполне заурядных людей воспроизведен в книге Анисимова во всевозможных подробностях и с известной долей симпатии: когда политические интриги и грубые развлечения составляют главные жизненные интересы, тогда и небрежение государственными делами представляется лишь простительной женской слабостью.

Н.О.

Мельпомена под покровительством Архелая

В.А. Нелидов. Театральная Москва. Сорок лет московских театров. - М.: Материк, 2002, 376 с.

ЧРЕЗВЫЧАЙНО полезная книжка как для профессионалов, так и для дилетантов. История московского театра 1880-х - 1920-х годов написана с такой любовью и компетентностью, что ее можно считать учебником и бестселлером одновременно. Впрочем, заведующий труппой Малого театра по молодости недаром набивал себе руку в газетной критике под псевдонимом Архелай.

Законы и нравы московской сцены на протяжении десятилетий менялись самым причудливым образом. Автор как раз и поставил себе задачу отследить преемственность театральных поколений. Всем участникам этого грандиозного процесса он воздает должное: чиновникам, рабочим сцены, суфлерам, музыкантам, меценатам, не говоря уже о публике. Актерам же посвящены отдельные очерки, с разбором манеры исполнения, характера и биографии, начиная с Хохлова и заканчивая Мейерхольдом. Однако поскольку в Москве тогда частенько гастролировали и европейские светила, то полиглот и эрудит Нелидов не обходит вниманием и их: герцога Мейнингейского, Коклена, Поссарта, Сюлли, Росси.

Что касается театральной критики, то авторитет Власа Дорошевича и Сергея Флерова был непререкаем. Но главное, по мнению мемуариста, в работе рецензента - это "┘следить за корректорами, не то злодеи вдруг проявят "инициативу". Например┘ цитирую Островского "а мера-то и есть искусство" и получаю "мерзость-то не есть искусство". Вот и нам, умеренным театралам, это надо зарубить себе на носу.

Д.Е.

Пояснения к болевым точкам

Твой нерасшатанный мир. Памяти Вадима Козового. Стихи, письма, воспоминания. Составитель Ирина Емельянова. - М.: Прогресс-Традиция, 2001, 248 с., 104 с. фотографий

ПОЭТ и переводчик Вадим Козовой (1937-1999) был прежде всего одиночка: он был ни на кого не похож. В книге сцепляются, подхватывают друг друга слова о личности Козового, сказанные очень разными людьми: "Кажется, противоречие было его воздухом┘ разрыв и уход - движущей силой его┘ слова" (Борис Дубин); "особый истребительный пыл и еще более истребительная нежность [его поэзии]" (Морис Бланшо); "прирожденная разноголосица┘ в которой скрестилось и перемешалось чтение поэтов┘ Строки, висящие на волоске" (Жак Дюпен). Козового любили во Франции, где он жил с 1980 г., вынужденный эмигрировать из Москвы. Потому что и до отъезда, и в Париже он перевел с французского огромное количество французских стихов - интересуясь прежде всего трудными, странными и непривычными авторами, от Жерара де Нерваля до Анри Мишо, а тех, что известны в России, переводил по-новому. Но и в СССР, будучи регулярно публикующимся переводчиком, Козовой уже нажил себе диссидентскую биографию: на истфаке МГУ участвовал в подпольном антисоветском кружке и был посажен тогда, когда других выпускали, - в 1957-м. В лагере познакомился по переписке с Ириной Емельяновой - дочерью Ольги Ивинской, последней любви Пастернака. После освобождения Емельянова стала его женой и прожила с ним всю жизнь.

В книге - жанр которой Ирина Емельянова условно определяет как коллаж - соединены избранные стихотворения Козового (во Франции вышло три книги его стихотворений), воспоминания друзей, эссе писателей и культурологов о творчестве Козового (из знаменитостей, кроме названного уже Бланшо - еще Жюльен Грак), материалы о том, как французская общественность требовала сначала разрешить семье Козового уехать из СССР, и некрологи - в том числе напечатанный в "EL-НГ". К этому прилагается библиография основных изданий.

Сам Козовой говорил, что "поэзия - кратчайший путь между двумя болевыми точками".

Убежавшие из энциклопедии

Ирина Сурат, Сергей Бочаров. Пушкин. Краткий очерк жизни и творчества. - М.: Языки славянской культуры, 2002, 240 с. - (Studia philologica. Series minor.)

ПРИ ВСЕМ том, что тема книги, мягко говоря, общеизвестная - кажется, это первый в современной российской практике опыт такой сжатой и в то же время разносторонней биографии Пушкина; правда, до этого, в 1999 г. Ирина Сурат уже выпустила монографию "Пушкин: биография и лирика". Эта же книга началась как энциклопедическая статья для пятитомного словаря русских писателей 1800-1917 года, но авторы, по их словам, быстро обнаружили, что вышли за рамки энциклопедической статьи. Тем не менее они и в дальнейшей работе, когда стало понятно, что получается книга, сохранили основные черты энциклопедического стиля. Авторы ссылаются на новейшие исследования в пушкинистике, а задачу ставят классическую - проследить становление и творчество поэта как внутренний путь. Соответственно, произведения Пушкина интерпретируются как события, в которых открывается смысл этого пути. Естественно, учитывается и их значение для дальнейшей эволюции русской литературы: например, сюжет "Онегина", по мнению авторов, задает на долгое будущее "художественную формулу русского романа". С трактовками Сурат и Бочарова можно не соглашаться, иногда они выглядят несколько апологетическими и глобальными, но в основном авторы историчны. Вызывает глубокое уважение нравственная продуманность, выстроенность книги, что хорошо видно в изложении истории смертельной дуэли.