Владимир Березин Институтки: Воспоминания воспитанниц институтов благородных девиц. Сост., подготовка текста и комментарий В.М. Боковой, и Л.Г. Сахаровой, вступ. статья А.Ф. Белоусова. - М.: Новое литературное обозрение, 2001, 576 с.
СЛОВО "институтка" в русском языке особое. С одной стороны, это символ неприспособленности к жизни, стыдливости и жеманства, утонченности, что настигает обмороком хрупкий организм при звуке слова "лопата". С другой стороны - это современный миф, предложение образовательной услуги, рожденное спросом выросшего наново русского капитализма.
В начале девяностых институты благородных девиц плодились с той же скоростью, с которой институты переименовывались в университеты.
В этом сборнике - девичьи истории разных времен - от воспоминаний первой смолянки Ржевской выпуска 1776-го. Той самой, между прочим, красавицы, что дергает за струны арфы на картине Левицкого, от просто выпускницы Стерлиговой, о которой "иных биографических сведений, кроме содержащихся в тексте не удалось" , до Анны Энгельгарт, окончившей московский Екатерининский институт в 1855 году, и советского литературоведа Татьяны Морозовой, что перед революцией училась в Харьковском институте благородных девиц.
Истории иных времен, не наших. Потому что в живых настоящих институток нет, и только в семейной хронике предания о слабом голосе из подушек. Голосе, что рассказывал о череде девочек в белых пелеринах и фартуках, рассеянных по Европе, о приемных днях для родственников в Смольном институте, коими были четверг и воскресенье - по три часа в каждый. Про каникулы, что были на Рождество, Пасху и летние месяцы. Про классы, что шли от седьмого к первому. Про то, как воспитанниц будили в семь, чтобы до первого урока они могли позавтракать и полчаса погулять. Про уроки с девяти - по пятьдесят минут с десятиминутными перерывами. Так они продолжались до полудня, а с 12.00 до 14.00 был перерыв на обед.
Про то, как девочки гуляли по саду, и, когда лил дождь, по тропинкам выкладывали доски, чтобы они не мочили башмачки.
И про жаркие разговоры после отбоя в девять слышат родственники, и про умывание холодной водой, причем в один из бесконечных дней институтской жизни нужно было говорить по-немецки, в другой же - по-французски...
Нескольких страниц чтения этой книги хватает, чтобы почувствовать безумие современных учебных заведений, что пытаются воровать старые названия. И дело не только в качестве образования. Основная причина в том, что институты благородных девиц не готовили секретарш-референток и переводчиц (вариант - машинисток). Они готовили жен, матерей семейств. Навыки светской жизни отнюдь не тождественны навыкам зарабатывания денег.
Правы оказываются все - институтки были продуктом муштры и нерационального образования, они не знали, как нанять извозчика, но некоторые из них потом нарядились в кожанки. Привычки настоящих девичьих институтов чем-то сродни привычкам строевого фрунта и парадного шага - они красивы на расстоянии, чудесно смотрятся на киноэкране, но ни почувствовать их вновь, ни восстановить привычку невозможно.
