Илья Кукулин Давид Маркиш. Стать Лютовым. Вольные фантазии из жизни Исаака Эммануиловича Бабеля. - СПб.: Лимбус-Пресс, 2001, 256 с.
Имя Бабеля появляется в этой книге один раз - в подзаголовке. Внутри романа Давида Маркиша Бабеля нет - вместо него появляется его двойник по имени Иуда Гросман. Почему именно под этим именем - непонятно. Некоторые люди в романе действуют под своими историческими именами - Яков Блюмкин, Нестор Махно; другие легко угадываются: например, писатель Юрий из Одессы - понятно, что Олеша; а нарком Ежов называется инициалами Т.Т., и жена зовет его Тема. Текст Маркиша находится между романизированной биографией и эссе: аннотация в книге сообщает, что это "мифологическая версия". В ней нет ЛЕФа, а между тем публикация рассказов в журнале "ЛЕФ" в 1924 г. прославила Бабеля. В Париже Иуда Гросман тоскует, общается со своей возлюбленной Катей (будущей женой Ежова), встречается с Махно и ищет в подарок Якову Блюмкину пулю, выпущенную из личного пистолета Наполеона. Реальный Бабель в Париже ходил в школы, на заводы и в суды, о чем написал эффектный, но весьма советский очерк "Путешествие во Францию". Маркиш может быть и точен, но точность эта, как и вольная фантазия, преследует не исторические, а сугубо литературные цели. Гросман, как и Бабель, попадает на Гражданскую войну, воюет в Первой Конной, называет себя Кириллом Лютовым - так Бабель подписывал свои статьи, написанные на фронте. И вот что важно: приключения Лютова-Гросмана то и дело описываются с использованием скрытых цитат из "Конармии". Это приключения не Бабеля, а скорее его персонажа, с неповторимым чувством эротичности и красочности мира, катастрофического восторга, соединением иронии, нежности и жестокости.
Маркиш, по-видимому, стремится показать своего рода "внутреннюю форму" биографии Бабеля - поэтический образ того, что с ним происходило. Жизнь как луг, по которому ходят женщины и кони, - этот образ Бабеля становится своего рода стилистическим светофильтром и способом понять его автора. Еврейство для Бабеля было важной частью мироощущения, но в книге Маркиша оно еще и метафорично: еврейство как изгойство и как вызов для человека. Персонажи-евреи в книге Маркиша преодолевают свою слабость - таков Яков Блюмкин, который становится советским шпионом в Тибете (опыт Шамбалы должен быть использован для пролетарской революции!) и Иерусалиме, таков Жаботинский, для которого преодолением слабости становится сионистская идея (к слову замечу, что знаменитый сионист говорит у Маркиша очень похоже на то, как писал Жаботинский, но получился слишком плакатным: ничего, кроме сионизма, в нем как будто и нет).
Стиль Маркиша в этой книге сознательно стилизован под Бабеля, но он и сам по себе хорош. "Я сам отвел от себя любимую жизнь, как отводят от лица ветку в лесу". Отношение Маркиша к кричащему, цветному и музыкальному миру напоминает строки Юрия Айхенвальда:
Просто жизнь, и кисть
винограда,
И под кожицей свежий сок,
Право выбрать не ту,
что надо, -
Ту, что хочется, из дорог┘
Еще важнее, чем еврейство, то, что Бабель - писатель. Даже еще точнее - сказочник. Роман начинается со сказки про вождя-самозванца Давида Реувейни, еврея на коне, который стал для мальчика мечтой и прообразом чаемых будущих приключений. И дальше мотив писателя как жестокого сказочника развивается до самого финала - пока надежда Гросмана-Лютова на жестокие, красочные и мужественные сказки, которые дают силу биться с судьбой, не встречается с холодным замечанием Т.Т. (то есть Ежова): "Буржуазная свобода - это сказка, такая же дурацкая, как любовь. Когда человеку нечем заняться, он садится за стол и придумывает вредные сказки. В лагерях у него на это просто нет времени". Последняя часть романа - "Освобождение": Гросман в ожидании казни в тюрьме пишет письмо-исповедь - как бы следователю, а на самом деле - себе самому и Богу. "Я ткал сказку. В этом моя вина, я признаю ее. И о конном походе я сочинил сказку: ведь буденновцы, как я сейчас с удовольствием припоминаю, каждый день мыли портянки и пели революционную "Марсельезу" на французском языке - а вовсе не хулиганили и не насильничали наподобие несдержанных махновцев, напрочь лишенных пролетарского самосознания".
Давид Маркиш (р. 1938 г.), сын выдающегося идишского писателя Переца Маркиша, расстрелянного в 1952 году, эмигрировал в Израиль в 1972-м, написал там много романов, которые переведены на многие языки. "Стать Лютовым" - совсем новый, в 2001 году публиковался "с продолжением" в журнале "Октябрь". Одна из его постоянных тем, насколько можно судить - как и почему человек становится писателем: писательство как вызов. Не "честь безумцу, который навеет / человечеству сон золотой" - сила Гросмана-Лютова в том, что сочинение сказок для него становится игрой с жизнью и смертью. Диалог о "последних вопросах" писательства происходит в Париже между Гросманом и Жаботинским:
"- Вы видели собственными глазами... как... казак зарезал старого еврея? Взял его за бороду, отвернул голову и зарезал так, чтобы не забрызгаться?.. Великолепно написано, это я вам говорю как коллега, - сказал Жаботинский. - Но почему вы не бросились на помощь старику? Не погибли? Не застрелили казака?.. - Странный вопрос! - раздраженно пожал плечами Иуда Гросман. - Впрочем, вы уже сами ответили на него, процитировав меня по памяти, но почти дословно..."
Жизнь Бабеля становится притчей, как и полагается истории из еврейской жизни.
Еще одна черта романа - постоянные отступления "вперед": в основном о гибели персонажей, в основном во время Великой Отечественной войны и в сталинской мясорубке. За спиной у каждого героя - смешного, нелепого или экзотического - стоит его смерть. За сказочником Гросманом вместе с расстрельщиками приходит Черный Ангел. Персонажей Маркиша затягивает каждого в свою судьбу, как в воздушный канал. Умение бросать вызов судьбе у Гросмана переходит в умение обманывать себя, они переходят друг в друга, как "инь" и "ян". Бросая вызов, сплетая сказки, герой Маркиша ускользает от себя и - иначе - становится собой, то есть писателем. По Маркишу, писательскому дару Бабеля присуща была двойственность, и она-то придавала Бабелю масштаб и готовность к поступку.
