Владимир Березин Обнажение приeма - это когда читатель ждeт рифмы "розы", а ему говорят: "на вот, возьми еe скорей!". Приeмы, которыми пользуется Эдвард Радзинский, известны давно и с того момента, когда он начал заниматься исторической романистикой, не менялись.
Собственно, это была историческая драматургия, которая использовала коммерческие лейблы - Сталин, Екатерина, Наполеон и Нерон. Составляющих историю по Радзинскому немного - исторический анекдот, байка возведeнная в ранг достоверного свидетельства. Немного секса, но много разговоров о нeм. Наконец, перенесeнные в другое время современные характеры - намeки на современные политические обстоятельства.
Читатель, а потом и телезритель, получали историю прет-а-порте, доступную и понятную. Всe было понятно - и Древний Рим, и грузинский вождь Рима за третьим номером.
Историки пытались ругаться. Они пытались объяснять, подобно Анне Ахматовой, которая толковала одному пушкинисту, что если бы Дантес действительно вышел на дуэль в кольчуге, то жизнь его была бы хуже смерти. Ахматова имела в виду то, что не надо в гада Дантеса вкладывать гадских мыслей середины двадцатого века. Но потребителю масскульта нужно именно это. Он хочет, чтобы рифма на слово "морозы" была угадана им правильно.
- Не надо драматизировать, - бормотали историки, - всe было не так. И кому они пеняли - драматургу!
Одна беда: Радзинский нигде не уведомлял обывателя, что, к примеру, "все действующие лица вымышлены и совпадения случайны". Они у него вымышлены на какую-то часть, а убойная сила правды, разбавленной вымыслом, всем известна.
А вот теперь Радзинский написал как бы исторический роман "Игры писателей", в котором этот приeм обнажeн. Удельная доля вымысла выросла многократно. История окончательно прогнулась под драматургию. Потому как во Франции времeн Радзинского любимое слово революции "шлeпнуть", а в речи персонажей за отточьями легко узнаeтся русский мат. В этой Франции про родню короля говорится просто "Семья" с большой, разумеется, буквы - и потребитель легко понимает намек. Время, что и говорить, веселое - когда тысячи Фигаро выводят Альмавив в расход пачками. Думать о бездушных социальных процессах читателю скучно, а анекдот легок и совершенен.
Анекдот - это всегда маленькая пьеса. В анекдоте на тему французской революции все революционные безобразия затеял драматург Бомарше, да и маркиз де Сад от него не отставал. Они и прочие литераторы выдумывают драматические ситуации и не менее драматические монологи и тут же их исполняют как актеры. В итоге писатели победили королей, а Радзинский всех этих писателей придумал.
Королева этой Франции очень похожа на мадам де Сталь из давнего романа Владимира Шарова "До и во время". Именно вожделением к королеве сдвинулась вся история, полетели головы. Да и сама королева оказалась не столь живучей, как придуманная Шаровым де Сталь.
Эта книга новая в своем роде. Такое впечатление, что теперь автор то и дело показывает знаки читателю - это не история, а шутка, анекдот.
Тут мне кто-нибудь скажет: "Так ведь народ любит, покупает". А вот на это ответить нечего - и эту книжку раскупят, потому как написана она умело. Обнажения народ любит, даже если это обнажение приемов.
За словами угадывается интонация телевизионного человека - то возвышающаяся до визга, то исчезающая в театральные паузы. Настоящая интонация актера. Он наклоняется в зал и говорит:
- Вы ждете рифмы "розы"? Нате!
