Замужем за рейхом

ЕСЛИ бы к биографии человека были применимы те же эпитеты, что и к его внешности, то про судьбы нацистских женщин можно было бы сказать, что они абсолютно киногеничны. Каждая из историй, рассказанных в книге Анны Марии Зигмунд, - блестящий материал для драматурга, которому и делать-то больше ничего не остается, как расставить назидательные акценты в остросюжетных биографиях реальных прототипов. Недаром две из них - режиссер и фотограф Лени Рифеншталь и ученица Гитлера Генриетта фон Ширах - стали авторами мемуарных бестселлеров. Других писательская слава миновала - просто их жизни прервались раньше. Но искушение подарить публике скандальное и захватывающее чтение слишком уж велико, чтобы не обошлось без фальсификации. Так, вместо оригинальных дневников Евы Браун - которые та завещала уничтожить и которые после ее смерти находились в тайнике частного лица - стараниями немецкого актера Луиса Тренкера появились на свет "Дневники Евы Браун", будоражившие общественность в течение многих лет.

Напротив, книга Анны Марии насквозь документальна и лишена даже малой толики беллетристичности. Благодаря этому, впрочем, повествование лишь выигрывает в драматизме. Вместо утомительной восторженности мемуаристок своим нацистским прошлым Зигмунд предлагает взгляд человека, уверенного в своих либеральных ценностях. Поэтому и прямых оценок здесь очень мало. Факты должны говорить сами за себя. Например, шведская баронесса Карин фон Канцов бежит от миллионера мужа и обретает свое счастье подле фанатичного нациста и морфиниста Германа Геринга. Уже будучи смертельно больной (ее жизненные силы неумолимо подтачивал туберкулез), она идет в больницу к мужу, и по пути ее забрасывают камнями местные коммунисты, в результате чего у нее сломан палец стопы. Такую преданность партии национал-социалисты не только не забыли, но и обратили себе на пользу. После прихода к власти они произвели Карин Геринг в символ нордической красоты, а "высокая песня о любви" германского летчика и немецкой дворянки стала самым расхожим пропагандистским клише. После скоропостижной смерти Карин в 1931 году ее похороны неутешный муж обставляет даже не с голливудской - древнеегипетской - пышностью, что, впрочем, не помешало ему спустя год найти в актрисе Немецкого Национального театра в Веймаре Эмми Зоннеман новую и не менее преданную подругу жизни.

Другой вариант подлинно нацистской женственности - Магда Геббельс. Она не только идет на добровольную гибель вместе с мужем, но и умерщвляет пятерых своих малолетних детей, так как "их слишком жалко оставлять для грядущей после... жизни". О Еве Браун, чье хрестоматийное самоубийство было окрашено радостью предсмертного обручения с "самым великим человеком на земле", даже говорить нечего. Правда, подлинная жизнь Евы с фюрером оказалась гораздо бледнее расхожего мифа о гитлеровской метрессе, что дало повод для вздоха неудовлетворенности: "Ева Браун - разочарование истории". Иное дело Гели Раубаль - племянница, натурщица и, вероятно, любовница Гитлера, покончившая с собой выстрелом в грудь. Ее ранняя - в 23 года - смерть еще долго будет вызывать всевозможные пересуды: то ли дядя Адольф в гневном припадке застрелил свою племянницу, то ли племянница сама, не согласная с волей дяди, покончила с собой, то ли еще что. Как бы там ни было, это третье убийство - или самоубийство, что то же - женщины из ближайшего окружения фюрера.

Вообще истерическая влюбленность женщин в фюрера - явление феноменальное. На ней, на преданности вождю, строились супружеские отношения всех дам Третьего Рейха с другими партийцами. Даже светская львица и красавица Магда Геббельс дала согласие на брак только когда ей "стало ясно, что, кроме Гели, своей племянницы, которую он никогда не забудет, Гитлер не способен больше любить ни одну другую женщину". И это при крайней - вольной или невольной - аполитичности каждой из них. И Карен Геринг, и Генриетта фон Ширах поддерживали "окончательное решение еврейского вопроса" не от сознательного политического выбора, а просто из любви к своим "романтическим" мужьям. На процессе 1947 года вторая жена Геринга Эмми Геринг искренне говорит в свою защиту: "Нельзя же наказывать женщину за то, что она любила мужчину и была счастлива в замужестве с ним". Засим и была освобождена как "доброе, несведущее сердце".

Что это? Не иначе как апофеоз вечной женственности.