Жена и дети в лунном свете

Татьяна и Владимир Рожновы. Жизнь после Пушкина. Наталья Николаевна и ее потомки. - СПб.: Вита Нова, 2001, 728 с.

Четверть века назад, отвечая на "пушкинскую" анкету журнала "Знание - сила", Натан Эйдельман говорил о двух угрожающих тенденциях в пушкиноведении - бурном развитии "дантесоведения" и "гончарововедения". А тогда разнокачественный поток сочинений на темы дуэльных сплетен, о "реликвиях замка в Бродянах", о сестрах и братьях Гончаровых, о семействе Ланских лишь набирал силу; половодье пришлось на наши дни, когда в ходе Большого юбилея оказался востребованным весь спектр пушкинской тематики.

Как известно, после гибели Пушкина Наталья Николаевна покинула большой свет и лишь спустя семь лет вышла за генерала Ланского, жизнь вела в семейном кругу и оставалась фигурой загадочной для почитателей памяти поэта, которые бились над вопросом: кем же она, эта "косоглазая" красавица, была в его жизни - Мадонной или Демоном? Должна ли она быть в пушкинском Пантеоне или, недостойная кокетка, подлежит изгнанию? Фактических данных было сначала очень мало; известно было лишь мнение самого Пушкина: он страстно любил жену, а сведения собственно о ней, "без Пушкина" и "после Пушкина", были чрезвычайно скудны. Как Элен Куракина, она была знаково представлена лишь блестящими плечами.

Книга Татьяны и Владимира Рожновых и вписывается в общий ряд "гончарововедения", и выделяется на этом фоне. Авторы имеют большой опыт пушкинской музейной работы, они сотрудники заповедника "Михайловское" - отсюда специфические жанровые черты их сочинения, которое нельзя определить ни как "исследование", ни как "документальный роман", а более всего оно походит на музейную экспозицию. Читателю представлена коллекция богатая! Оформлена она блестяще - роскошный отпечатанный в Финляндии фолиант просто кричит "красивостью": игра шрифтов, текстовые виньеточки, почти тысяча иллюстраций (в том числе "экспонируемые" впервые). Сам текст строится как летопись документальных свидетельств, семейных писем и мини-рассказов о самых разных событиях и людях, ставших героями книги или случайно (порой уж совсем случайно!) мелькнувших на ее страницах. "Музейный" принцип довлеет и тут: хронология подавляет собой логическую динамику, каждый персонаж-"экспонат" снабжен паспортом-бирочкой с годами жизни, должностями и чинами, семейным положением, а часто и списком детей-внуков. В Приложении приведены родословные схемы восьми семейств, переплетенных родственными узами, -- без чего задача желающего разобраться, кто же кому приходился внучатой племянницей, была бы вовсе неразрешимой.

Книга делится на две части: "Вдова Поэта" (Он всегда с заглавной буквы) и "Потомки супругов Ланских". Первая начинается историческим часом 29 января 1837 года, когда перестало биться сердце Поэта, и рассказывает о том, как Наталья Николаевна выполняла его завет: "Отправляйся в деревню, носи траур по мне в течение двух лет, потом выйди замуж, но только не за шалопая". Завершается она тем, что 16 июля 1844 года "на ее изящной руке вновь засияло обручальное кольцо" (и верные себе авторы не забывают о сноске: "Диаметр кольца составлял 1,8 см") - отвергнув ряд "шалопаев", которые пытались за эти годы "примерить на себя фрак Пушкина", Натали вышла за генерала Ланского. В этой части авторы оперируют материалами, в основном хорошо известными. "Острые углы" они старательно обходят или решительно спрямляют. Постоянно цитируя письма и дневники Вяземского, они оставляют в стороне разбор версии его мужских отношений с Н.Н.; приводя "гнусные намеки" Корфа о том, что должность командира полка Ланской получил от Николая I в качестве "отступного приданого" к свадьбе, они их с негодованием отвергают. А почему? Потому что Корф "гнусный", а герои книги - светлые и чистые, исполненный нравственного благородства Ланской не мог пойти "на такое". Агиографический тон, заданный дочерними воспоминаниями Араповой, вполне усвоен четой Рожновых и распространен на все семейство Ланских и их потомство.

Вторая часть книги повествует о том, как рождались, крестились, учились, женились дети Н.Н., с какими русскими и европейскими фамилиями им довелось породниться. Столетие с лишним Пушкины-Ланские являли образцы праведности, поддерживая святость семейных уз, они "всегда были готовы помочь друг другу". Для заинтересованного читателя интерес рассказа возрастает, когда он доходит до советских времен. Во-первых, тут представлена основная часть новых материалов, экспонируемых авторами. Познакомившись в 1990-е годы с уцелевшими представителями рода, они смогли собрать богатую коллекцию документов о жизни потомства Н.Н. в ХХ веке, распутать генеалогические связи, уточнить биографические данные. Во-вторых, изучение судеб людей "старой культуры" в революционное лихолетье и под прессом советской жизни - тема действительно заслуживающая пристального внимания. Когда речь идет о старушках, умирающих от голода, бросаемых на издевательства уголовников, о бесконечных скитаниях высылаемых, преследуемых семейств - портреты "потомков" становятся свидетельствами жизни общества, связь с которым нами еще физически ощутима. Конечно, и тут предлагаемая картина предстает несколько "лубочной" - результат беззаветной любви авторов к своим героям. Конечно, хотелось бы видеть больше исследовательской отстраненности, умения критически подходить к фактам. Почему-то авторы воспроизводят давно разобранную и отвергнутую версию о "пропаже" в 1920-е годы писем Н.Н. к Пушкину (версия, понятно, окрашена притягательностью "тайны" и ненайденного клада). Практически на одной странице они без каких бы то ни было комментариев приводят свидетельства, что правнучка Н.Н. Мария Арапова умерла после своего 85-летия, но "ровно через месяц после 70-летнего юбилея", что 70-летняя подруга была знакома с ней "все 80 с лишним лет" и т.д. Конечно, трудно разобраться в столь разветвленном и запутанном, впервые осваиваемом генеалогическом лабиринте; еще больше самих авторов запутаются в нем читатели. Но это не страшно для любителей погружения в пучину "фамильных преданий", где сладкой музыкой звучат ветви родословных древ, даты рождений, свадеб и даже похорон, зрителя тесным кольцом обступают "титулы, мундиры, ордена". Таким - благодарным и отзывчивым - и адресована книга. Они не разделяют мнения Эйдельмана о "гончарововедении".

А почему, на самом деле, столь строг был известный историк, сам всю жизнь занимавшийся переплетениями человеческих судеб и парадоксами неожиданных встреч поколений? Книга Рожновых помогает понять, что он имел в виду.

Начавшаяся на трагической ноте смерти Поэта книга завершается мажорным P.S.: 17 марта 2000 года принято решение о присвоении Дому детского творчества села Наровчат Наровчатского района Пензенской области имени Натальи Николаевны Пушкиной-Ланской.