Владимир Бондаренко. Дети 1937 года. - М.: Изд-во ИТРК, 2001, 640 с.
Написав книгу о писателях 1937-1938 годов рождения, литературный критик Владимир Бондаренко сотворил очередной миф: он эпатировал читающую публику и своих коллег-критиков возведением этого страшного времени в ранг источника "мощного пассионарного взрыва народной энергии". В результате чего, по его мнению, появились на свет, во-первых, сама советская нация, а во-вторых, "необычное количество талантливых людей", которому "передалась неосуществленная энергия погибших в 1937 году Николая Клюева, Павла Васильева, Осипа Мандельштама" и других известных писателей начала ХХ века. Однако данная гипотеза автоматически влечет за собой новый взгляд на логику исторического процесса. Ведь из нее следует, что на "ампутацию" лучшей в интеллектуальном отношении части генофонда нация способна отвечать массовым вбросом будущих талантов, самостоятельно восстанавливая расстрелянный потенциал, как ящерица восстанавливает отсеченный хвост.
В качестве иллюстрации Владимир Бондаренко выводит на страницах своей книги целую галерею кратких жизнеописаний писателей, чьи даты рождения пришлись на 1937 и 1938 годы. Читатель встретит здесь имена таких непохожих друг на друга писателей, как Владимир Маканин, Валентин Распутин, Белла Ахмадулина, Андрей Битов, Владимир Высоцкий, Александр Проханов, Леонид Бородин, Венедикт Ерофеев и многие другие.
"Уникальное поколение ХХ века! - восклицает автор в предисловии к книге. - Я рад, что первым, еще двадцать лет назад обратил внимание на этот загадочный мистический феномен. Это был Божий замысел, сотворивший на фоне страсти и страданий самое уникальное поколение в ХХ веке!"
Последняя строка звучит несколько сомнительно: получается, что замышляя рождение Андрея Битова и Венички Ерофеева, Творец, чтобы было из кого переливать в них "неосуществленную энергию", сначала спустил в органы ГПУ разнарядку на расстрел Николая Клюева и Осипа Мандельштама. Однако в целом гипотеза выглядит весьма привлекательно и, как ни пародийно это звучит, объясняет феномен появления множества Героев Социалистического Труда в 1960-80 годы. Так как это, оказывается, проявили себя те самые пассионарии, которые, вобрав "неосуществленную энергию" тысяч расстрелянных и сосланных "кулаков", металлургов и ученых, пришли вместо них "по Божьему замыслу" на поля, в цеха и лаборатории послевоенного СССР.
Бондаренко всегда был склонен к дерзости и эпатажу, и его, конечно же, никак не мог устроить тот факт, что "поколение сорокалетних", о котором он пишет еще с начала 80-х, может быть, только потому и обратило на себя его внимание, что к сорока годам человек достигает пика своего интеллектуального и творческого развития, а тут в литературу вошла сразу целая группа близких по возрасту авторов. Уже за саму только "историю русской литературы в портретах ее писателей" (а именно к такому жанру я бы отнес "Детей 1937 года") его можно было назвать одновременно и Плутархом и Костомаровым нашего времени. Но Бондаренко просто не был бы Бондаренко, если бы не продлил мысленно вектор судеб своих персонажей и не посмотрел, из какой именно точки истории они все появились. И увидел там бериевское пенсне и колючую проволоку ГУЛАГа, но не заледенел от ужаса, а написал оптимистическую книгу, словно бы воскликнув ею: "Ад, где твой плен? Смерть, где твое жало?..."
Без сомнения, книга Бондаренко у многих вызовет резкое неприятие и критику. И за то, что он отобрал для нее "не те" кандидатуры, и за саму ее концепцию. Но все же она дает возможность нам задуматься о дне сегодняшнем. Увидеть, что вместо былого "отчерпывания воды" сейчас происходит полная засыпка колодца культуры и - не испугаться этого. Потому что опыт 1937 года показывает, что будущее ответит на этот акт прорывом новых родников - звонких, незамутненных, глубинных, таких, от которых аж зубы заломит. А это значит, что будут еще в нашей литературе и новый "Пушкинский дом", и новое "Прощание с Матерой", и новые "Москва - Петушки", и какой-нибудь будущий Бондаренко еще обязательно напишет о них свою книгу, назвав ее, скажем, "Дети 1993 года".