Илья Кукулин Павел Филонов. Дневники. - СПб.: "Азбука", 2000, 672 с.
В мае 1930 г. группа-студия учеников Павла Филонова, называвшая себя МАИ (Мастера аналитического искусства), раскололась. Поводом было - оставлять в группе или не оставлять Юлию Капитанову - художницу, которую некоторые из "мастеров" упрекали в неэтичном поведении (она как-то неправильно, по их мнению, объясняла картины "мастеров" на выставке во враждебно настроенной к студии Ленинградской академии художеств). Филонов считал нужным Капитанову оставить. Меньшая часть студийцев осталась с Филоновым, остальные создали собственную "группу большинства", просуществовавшую, правда, недолго. При этом Филонов представил "группе большинства" право носить название МАИ и вообще существовать легально, заметив, что он "привык находиться в подполье".
"В подполье" в 30-е годы - фактически до самой смерти в 1941 г. - находился человек, который был уверен, что одновременно стоит на "позиции ЦК партии ВКП(б)". Врагов своих он называл черносотенцами, "бело-жуликами" и Муссолини, но почему-то они больше всего и процветали при власти этого самого ЦК ВКП(б). Еще какое подполье! В 1934 г. Филонов со своим пасынком Петром Серебряковым получили заказ - нарисовать на полу Исаакиевского собора огромную карту Северного полушария, по которой должен был качаться маятник Фуко, показывая смещением своей траектории, что Земля вертится. Работали по ночам, когда в соборе-музее не было посетителей, весь заказ был выписан на Серебрякова, а Филонов обещал директору музея не говорить своего имени никому, даже музейным работникам - чтобы не узнали, кто рисовал Северное полушарие. Работал на четвереньках, с вечернего закрытия музея до утреннего открытия, 116 ночей - почти как Микеланджело в Сикстинской капелле, но анонимно и не свои сюжеты, а карту.
С протопопом Аввакумом Филонова впервые сравнил его ученик Лозовой. Художника было невозможно приручить: в знак протеста против непризнания и травли он отказался от пайка Союза художников, отказался от пенсии по состоянию здоровья - считал, что ему пенсия может быть назначена только за заслуги в искусстве. Он отказывался выставляться за границей (предложения время от времени поступали) - считал, что сначала его работы должен увидеть советский зритель. Очень избирательно встречался с искусствоведами - и советскими, и иностранными. До конца 30-х годов (когда уже были арестованы два его пасынка) упорно отправлял в советское правительство предложения организовать Музей Филонова и его школы; в начале 1939 г. предлагал организовать передвижную выставку своих работ в помощь республиканской Испании. Как пишет автор предисловия к этой книге дневников Евгений Ковтун (многолетний, еще с 70-х годов, исследователь творчества Филонова), Филонов, видимо, представлял себе студию своих учеников по образцу мастерских художников Возрождения. По масштабу личности и задач Филонов, вероятно, в самом деле был близок к художникам Возрождения - как и некоторые другие художники ХХ века.
Дневники Павла Филонова изданы впервые, хотя фрагменты их публиковались и раньше. Дневники предоставлены Государственным русским музеем, текстологическая подготовка сделана Лапиной. Опубликованный текст охватывает время с 1930 по 1939 годы, сохранились ли хотя бы отрывочные записи других лет, в комментариях почему-то не написано. Основные темы - отношения с учениками, гонения на Филонова и его школу, самоубийство любимого ученика Василия Купцова (после обыска, устроенного ОГПУ). О своей работе Филонов пишет мало, хотя в те годы созданы значительные картины, но много пишет о том, как занимается с учениками. Учеников у него было очень много, с некоторыми он занимался - или, в его собственной терминологии, "давал постановку на сделанность" - всего 1-2 раза, с близкими работал много. Мог по 5-6 часов доводить неудачные, на его взгляд, места на картине ученика. Но вообще был готов учить почти любого человека, который казался ему честным и склонным к самодисциплине. Бесконечные записи - дал постановку, дал постановку, дал постановку┘ В дневниках 1939 года - подробное и мучительное описание болезни его жены Екатерины Серебряковой; в тот раз он ее выходил, и она пережила мужа на год.
Евгений Ковтун пишет, что "русский авангард ХХ в. создал несколько своеобразных школ" - Петрова-Водкина, Фаворского, Малевича, Филонова - при этом в каждой школе личность руководителя получала особое значение, в большей или меньшей степени приобретая черты не только профессионального наставника, но и жизненного руководителя, своего рода гуру. Несомненно, в самоутверждении Филонова был ощутимый привкус мессианства - может быть, даже больший, чем у Малевича. Но не менее важным было и то, что живописная работа была для Филонова аскетической дисциплиной - в том же приблизительно смысле, в котором говорят об аскетике как о науке религиозного самосовершенствования. Филонов чувствовал себя своего рода участником нового творения мира и учеников ощущал как помощников в этом деле. В теоретической работе 1923 года Филонов писал: "Творчество есть организационный фактор, претворяющий интеллект и того, кто творил (т.е. делал), и того, кто смотрел произведение искусства, в новую высшую форму. Результат активного творчества есть фиксация процесса становления высшим".
Книга довольно хорошо подготовлена. Стоит вообще отметить новаторскую работу издательства "Азбука", в серии "Наследие" (хотя обидно, что название такое тривиальное!) выпускающего тексты известных художников, в том числе - фактически собрание мастеров русского авангарда ХХ века: Шагала, Филонова, Петрова-Водкина. Здесь - блок репродукций (качество не лучшее, но от издательство скорее всего это не зависело), большой блок фотографий Филонова и его учеников. Еще - что очень правильно - к дневникам Филонова приложена его поэма "Пропевень о проросли мiровой", публиковавшаяся и раньше, но к поэме почему-то примечаний нет. Еще жалко, что нет сообщений об истории дневника. Но зато есть подробная библиография работ о Филонове
Дарья Гармоненко