Майя Шполянская Кн. Сергей Щербатов. Художник в ушедшей России. - М.: Согласие, 2000, 688 с.
Для начала - несколько слов об авторе. Князь Сергей Щербатов - аристократ и меценат. В России, как выясняется, покровителями изящных искусств были не только княгиня Мария Тенишева и купцы, к которым, кстати, за исключением Саввы Мамонтова и братьев Третьяковых, автор мемуаров не питает теплых чувств. Художник-дилетант. Коллекционер. Его упоминают в своих мемуарах и письмах Грабарь, Бенуа, Дягилев, Серов, Суриков┘ На его воспоминания, впервые опубликованные в 1955 году в Нью-Йорке, активно ссылаются искусствоведы - правда, в основном на одни и те же "выбранные" непонятно кем места. Теперь есть возможность выбрать места самому и сделать собственные выводы.
Благодаря этой книге мы имеем возможность увидеть жизнь художественного сообщества - художников, меценатов, коллекционеров, критиков, хранителей музейных собраний - изнутри. То есть воспоминания князя Щербатова при всей их несомненной пристрастности - незаменимый источник по истории русского искусства с конца XIX века и до самой революции.
Видимо, такое использование книги противоречит воле самого Щербатова. Порой князь пренебрегает правдой ради образа. Ведь он, выпускник историко-филологического отделения Московского университета, потому и отказался от занятий историей и обратился к искусству, что там "все зависит от вольной, искренней интерпретации и связано с некоей высшей ответственностью пред созидаемым образом, а не перед некоей недостижимой правдой┘"
Князь Щербатов, с детства обучавшийся живописи, в частности, у Леонида Пастернака, покидает Москву и едет в Мюнхен, где учится сначала в Школе живописи профессора Ашбе, потом - у Игоря Грабаря. Тогда же Щербатов посещает Париж, который его потряс, но космополитизм которого князь потом вспоминал с ужасом. Вернувшись в Россию, Щербатов испытывает чувство отчуждения к своим близким: те ждали от него "службы отечеству" и управления фамильными имениями. Но и для круга художников он остается "чужим", денежным мешком с неплохим вкусом, о чем в своих мемуарах умолчал. Князь переселяется в Петербург. Там он знакомится с мирискусниками, которых через некоторое время будет клеймить за западничество и поверхностность. Пока же Щербатов организует совместно с ними и со своим бывшим учителем Грабарем выставку "Современное искусство", которая должна была привнести достижения стиля модерн в быт (теперь это называется дизайн). Как и все "коммерческие" предприятия Щербатова, выставка принесла лишь убытки.
После переезда в Москву и до 1917 года Щербатов успел увлечься собиранием икон, выстроить доходный дом (считающийся ныне образцом неоклассицизма в архитектуре), поучаствовать в попечительском совете Румянцевского музея и Третьяковской галереи, поработать над эскизами росписей Казанского вокзала в Москве. Кстати, Щербатов еще тогда высказал некоторые актуальные и ныне идеи - например, идею "музея личных коллекций", в расчете на который и строился его дом в Москве.
Оказавшись после революции за границей, князь Щербатов счел своим долгом зафиксировать реальность, в которой он жил, реальность, уже ушедшую и сохранившуюся только в памяти тех, кто уцелел.
Главная ценность этого издания для искусствоведов - даже не в самом тексте, не в рассуждениях князя, а в научном аппарате. Комментарии, приложение (посвященный Щербатову отрывок из воспоминаний его крестника Георгия Васильчикова), подробный именной указатель и иллюстрации занимают почти половину издания. Кстати, иллюстрации тоже очень интересны как документ. Ведь одно дело - упоминание о том, что развеска картин в Третьяковской галерее в описываемый период сильно отличалась от ныне принятой, и совсем другое - фотография зала Третьяковки 1898 года, от пола до потолка увешанного картинами. Комментарии очень подробные и нигде не опускаются до уровня: "Пикассо, Пабло (1881-1973) - французский художник┘" - или до сообщения, что в творчестве Леонида Андреева "нашли отражение┘ упадочнические настроения".
А неискусствоведу будут интересны не только бытовые подробности. Книга князя Щербатова, несмотря на то что автор, по его собственным словам, меньше всего хотел написать автобиографию, ценна не только информацией о художниках, выставках и тому подобное, не только оценками знатока и свидетельствами очевидца. Личность самого мемуариста хоть и не всегда приятна, интересна ничуть не меньше, чем характеры тех, о ком он вспоминает.
Например, Щербатова очень волновала идея русского национального искусства. Как он ополчается на иронизирующих по этому поводу "петербургских западников" и на "слепо копирующих Париж" молодых художников! Как он переживает "безотрадную нивелировку" любых национальных особенностей в современном искусстве! Щербатов не боится давать свои оценки школам и направлениям искусства, часто весьма своеобразные - например, он искренне считает импрессионизм всего лишь "эпизодом, увлечением и опытом эфемерным", Сезанна и Пикассо - "переоцененными", а Матисса - "звездой второй величины". В своем меценатстве и собирательстве князь тоже опирался на собственный вкус, часто весьма своеобразный: например, "русский терем" Головина с выставки "Современное искусство" Щербатов мечтал разместить у себя в имении в бревенчатой избушке, где "должна была жить безродная старушка-сторож, по возможности подходящая по типу к Бабе Яге - горбатая, среди черных кошек и с живым филином, привязанным к жерди среди своих собратьев из майолики".
"Художник в ушедшей России" - название уже не без претензии. А первоначально князь Щербатов планировал назвать свои мемуары "Одна жизнь с искусством". Постоянно появляется в воспоминаниях Щербатова образ Лоренцо Медичи - идеального мецената, "культурного, талантливого прозорливца потребностей времени", на которого он, видимо, хотел бы походить.
Пожалуй, Лоренцо Медичи из князя Щербатова не получилось. Но книгу его все равно читать интересно и полезно.
Дарья Гармоненко