Тяжкое бремя идеала

Женщины делают
общественное мнение.
И женщины особенно сильны
в наше время.

Лев Толстой.

Лев Толстой, наверное, был бы рад узнать, что его любимая Саша своею жизнью подтвердит эти его слова и будет соответствовать тому идеалу женщины, изображением которого он завершил свою знаменитую статью "Так что же нам делать?". Александра Львовна была похожа на отца не только внешне. Она оказалась на перекрестье, вертикаль которого прочертила толстовская нравственная философия, а горизонталь наметили важнейшие вехи истории России ХХ века. Многим толстовцам, воспринявшим лишь букву учения, этот крест оказался не под силу. Дочь же вобрала в себя и воплотила тот духовный опыт отца, который учил никогда не изменять себе и подсказывал, как поступать. Наказ Толстого, как известно, был прост, но для многих неосуществим и даже ненавистен: не лгать, не считать себя лучше других и не стыдиться никакого труда. Читая биографический роман Юрия Хечинова, не замечаешь в решениях героини ничего из того, что мы обычно приписываем толстовскому учению. Никакого "непротивленчества", морализаторства, анархизма и юродства, но много "смелости и дерзновения", присущих самому Льву Толстому. В этой книге Толстая и "толстовство" сходятся и расходятся много раз. Несомненной педагогической удачей Толстого-отца перевешиваются известные недостатки толстовской теории. Жизнь заставляла Александру Львовну осуществлять то, в возможности чего сам писатель сомневался, и находить выход там, где он его искал и не находил. Ей не приходилось выбираться из хитросплетений шопенгауэровских антиномий о смысле или бессмысленности человеческого бытия. Ее уже не мучил вопрос, как выйти из высшего общества, отбирающего у трудового народа необходимое, - вопрос, который, возможно, и заставил Толстого бежать от своего богатства и покинуть Ясную Поляну. Его дочь, после революции оказавшаяся, как и многие русские эмигранты, у черты бедности, легко приняла необходимость жить своим трудом.

Свое первое решение эта волевая женщина приняла еще в 1914 году. Тогда она была молода, ей было тридцать лет. Дочь противника смертной казни и любого насилия ушла на Первую мировую сестрой милосердия, а возвратилась с Западного фронта лишь к октябрю 1917-го, убедившись в полной деморализации войск. Когда толстовцы отказывались воевать, исхудавшая от болезней графиня перевязывала раненых и ассистировала при операциях, мыла полы, организовывала лазареты и приюты для детей беженцев. В 1918 году в "кривом зеркале русской революции" она увидела себя узницей Новоспасского концлагеря: советские репрессии не могли обойти стороной Александру Львовну, которая была знакома со многими известными противниками нового режима. Впоследствии Александра Львовна становится директором музея "Ясная поляна" и в условиях административного давления пытается сохранить здесь толстовские традиции. С началом закручивания гаек в сторону милитаризма в советской школе в начале 30-х об этом нечего было и думать. Не в силах что-либо изменить, Александра Львовна чудом попадает за границу, откуда ей уже не суждено было возвратиться домой.

Ее приютили японские толстовцы, жители страны, где всегда умели понимать загадочных русских писателей, не услышанных на родине. Но Толстая в отличие от толстовства здесь не прижилась. Поселилась она в Штатах и имела успех как лектор, имеющий многое что рассказать о русской культуре и, конечно, об отце. Но в период великой депрессии лекционная деятельность не могла обеспечить существование, и написание своих многочисленных мемуаров графиня Толстая чередовала с заботами о курах на приобретенной ею маленькой ферме. Нищенство многих ее бывших соотечественников побудило к важному решению. Александра Львовна возглавила Толстовский благотворительный фонд, целью которого было помогать покинувшим родину русским вне зависимости от причин их бедствий. Военнопленные финской войны, брошенные Советским Союзом, власовцы, которых Советский Союз, напротив, стремился поскорее вернуть, калмыки, практически уничтоженные в 1944 году, - все они нуждались в медикаментах, продовольствии и, как правило, в обретении нового гражданства. Когда-то ее отец, пытавшийся создать благотворительный фонд, изнемогая от бремени "своих 600 тысяч", пришел к выводу о невозможности и ненужности подобной помощи, уповая на более радикальный вариант: "взять все да и поделить". При создании фонда Александре Львовне пришлось вступить в единоборство и с могучей советской пропагандой, и с "его величеством" КГБ. На родине дочь великого писателя немедленно стали именовать антикоммунисткой и "шпионкой". Так Александра Львовна сполна заплатила за утопические иллюзии отца.